подходит, — растягивает слова мой брат. — Например, другую модель биде, если тебе нравятся более сильные толчки или более прямой поток воды. Что бы ни двигало твою лодку, дорогая.

Конечно, она снова краснеет, а мы с братом хихикаем.

«Хорошо, мы оба на одной волне в отношении Мишель», — думаю я, наблюдая, как мой брат общается с соблазнительной молодой женщиной. Нам нравится дразнить её и получать удовольствие, когда её соблазнительное тело дрожит у нас на глазах.

— Вся эта комната — вау! — говорит Мишель, и её глаза становятся ещё шире от осознания этого.

— Да, — отвечаю я. — Думай об этом как о своём личном святилище. То есть, если только мы не захотим получить доступ к твоему телу. Тогда мы могли бы присоединиться к тебе здесь. Есть причина, по которой эта кровать королевского размера.

Габриэль многозначительно приподнимает брови, отчего щёки Мишель приобретают глубокий и соблазнительный румянец, демонстрируя её очевидную невинность.

Что ж, она определённо нетронута.

Этот факт эротичен и мучает меня с тех пор, как я узнал об отсутствии сексуального опыта у Мишель.

«Терпение», — я снова рычу про себя.

Мишель ходит по комнате, трогает подушку, проводит пальцами по стене, а затем выглядывает из-за угла в ванную.

— Эта ванная больше, чем вся моя квартира, — застенчиво говорит она.

Я пожимаю плечами, ожидая, что роскошь для Мишель в новинку.

— Ну, нам нравится по-настоящему пачкаться, так что тебе нужно хорошее место, чтобы привести себя в порядок, когда мы закончим с тобой.

Я лукаво улыбаюсь, наполовину поддразнивая невинное юное создание, но также наслаждаясь её легкой паникой.

— Я… ну, я думаю, это приятно знать, — голос Мишель дрожит, и я не могу сказать, от желания это или от страха.

— Мишель, он шутит! В основном, — наконец-то вмешивается Габриель. Мы с братом хихикаем, довольные её наивностью, но чувствуем себя немного неловко из-за того, что придираемся к ней.

— Знаешь, ты всё слишком упрощаешь, — я понимающе подмигиваю Мишель, и она, кажется, сразу расслабляется.

— Я знаю, простите. Просто всё это так ново.

Она продолжает ходить по огромной комнате, рассматривая и трогая различные безделушки и мебель с благоговейным почтением.

Я улыбаюсь про себя, наблюдая, как она обходит помещение.

«Хорошо, — думаю я с удовлетворением, — у неё никогда не было ничего подобного, и я хочу побаловать её».

Часть меня задаётся вопросом о проблемах, с которыми столкнулась Мишель, которые поставили её в такое положение. Чем Дженсен мог ей угрожать? Почему она вообще согласилась? Первобытная часть меня хочет уничтожить его и покончить с ним.

«Возьми себя в руки, Том. Убийства нет в меню. По крайней мере, не сейчас».

— Вот наша любимая часть этой комнаты, — прерывает глубокий голос Габриеля. — Уголок для чтения.

Мишель смотрит на него с восторгом.

— Вау! Ладно, нет, — говорит она.

Мы с Габриэлем смотрим друг на друга.

— Нет? — спрашиваем мы её одновременно.

Затем она улыбается.

— Я просто имею в виду, нет, этого не может быть в реальной жизни, — Мишель всё ещё качает головой, как будто пытается примириться с реальностью. — У меня такое чувство, будто я гуляю в фантазии.

Внезапно я чувствую себя сбитым с толку. Я хочу, чтобы она была счастлива, но, с другой стороны, меня не должно волновать, чего она хочет, верно? Это всего лишь подстава, когда девушка привлекается для удовлетворения наших ненасытных сексуальных потребностей. Мы хорошо относимся к нашим девушкам, потому что счастливая женщина означает лучшие времена в постели. Но что-то в этой соблазнительной брюнетке другое, и я ловлю себя на том, что задаюсь вопросом, что на меня нашло. Но на самом деле, внимание должно быть сосредоточено на нашей новой гостье.

— Мишель, — спрашиваю я, — с тобой всё в порядке?

Она поворачивает ко мне свои красивые карие глаза, и в них появляется лёгкая влага.

— Да. Я просто не могу в это поверить: эта комната и этот дом. Они прекрасны. И я останусь здесь? — она смеется, и этот звук, похожий на звон колокольчика, немедленно успокаивает мое колотящееся сердце. — Я имею в виду, что этот уголок для чтения прямо из моих детских грёз, когда я сворачивалась калачиком у окна и смотрела на дождь.

Я смотрю на простую обстановку и пытаюсь увидеть её миндалевидно-карими глазами Мишель.

Шикарное сиденье у окна выходит на один из садов, за которым раскинулись холмы. На широкой скамье с подушками разбросаны пухлые подушки розовых, белых и золотых оттенков. Там есть столик с мраморной столешницей для кофе и закусок. Вдоль одной стены растёт виноградная лоза в красивом розовом кашпо, приятно смягчая небольшое пространство. Стопки книг в кожаных переплётах украшают встроенные полки.

«Это красиво, — я согласен, — но Мишель красивее».

Я беру её за руку и нежно сжимаю.

— Ты заслуживаешь сказки, — говорю я глубоким голосом.

— Вы даже не знаете меня, и всё же вы так добры.

Одинокая слезинка скатывается по её нежной щеке.

Мы с братом обмениваемся удивлёнными взглядами. Добры? Это слово к нам раньше не применялось. Что ж, всему своё время.

— Почему бы нам всем не спуститься вниз и не поужинать пораньше, а, милая? Ты голодна? — я могу сказать, что Гейб тоже потрясен нашими мыслями и чувствами к этой женщине. Она улыбается сквозь слёзы.

— Я бы с удовольствием, спасибо. На самом деле я умираю с голоду.

Я благодарно улыбаюсь этому признанию.

«Мне нравятся женщины, которые умеют есть», — думаю я, любуясь пышными и соблазнительными формами Мишель. Затем я улыбаюсь.

— Как ты относишься к филе миньон, картофелю с гребешками и свежим овощам с грядки?

— Я никогда не пробовала филе миньон, — тихо отвечает Мишель, снова выглядя смущённой. Её руки сжимаются, когда она смотрит в пол. — Это всегда было самое дорогое блюдо в меню и обычно выходило за рамки моего ценового диапазона.

Я беру маленькую ручку в свою большую, загорелую.

— Что ж, тебе оно понравится, — я улыбаюсь и