— Отстань. Я человек женатый, мне все эти глупости ни к чему.

— Так я ничего не скажу!

— Ты о чем?

— Дык, княгиня великая, супруга твоя, поручила мне следить, не пойдешь ли ты по бабам гулять, как из-под опеки ее вырвешься. Велела чуть что сразу доносить, и опосля отчитаться о походе в подробностях.

— Вот зараза! — в сердцах вырвалось у Егора. — Я у нее под опекой, выходит? А ты заткнись, шельмец! Не твоего ума заботы великокняжеские обсуждать. Исполняй, чего велено, да помалкивай!

* * *

Дорога к Валансу заняла у путников три дня, оставив у Вожникова тяжелое впечатление. Каждые три-четыре версты им встречались брошенные дома с провалившимися крышами, поваленными заборами, пустыми сараями[18]. Заснеженные поля стояли непривычно ровными и пустыми — Егор давно привык к стогам, что на Руси неизменно возвышались на любой достаточно широкой прогалине, их отсутствие удручало. Поэтому князь не особо удивился, когда в долине между холмами, куда свернула шевалье Изабелла, вместо богатой натопленной усадьбы их встретили обгоревшие развалины.

Женщина, спешившись, постояла между остатками стен, перекрестилась. Достала из возка тяжелый полуторный меч, подошла с ним к колодцу в центре двора.

— Прости, Рамир, что не смогла передать твой клинок семье, — склонила она голову. — Ты видишь, я честно старалась исполнить твою волю. Но некому… Однако слова своего рыцарского не нарушу. Обещала доставить твой меч в отчий дом, и теперь он здесь. Здесь и останется. А дабы не осквернили его поганые руки недостойных чужаков…

Изабелла вытянула клинок на обеих ладонях над колодцем, резко развела руки. Полированная сталь коротко сверкнула на зимнем солнце, через миг послышался громкий всплеск.

Громко вздохнул слуга, сказал что-то по-французски. Видимо, пожалел бессмысленно сгинувшую драгоценность: хороший меч дорого стоит.

Но воительница уже шла к скакуну, громко покрикивая на спутников:

— Быстрее, лентяи криворукие, коли не хотите в чистом поле ночевать. Видите, здесь нас не примут! До темноты, выходит, постоялый двор найти надобно!

Беседы с Егором подействовали на нее благотворно: теперь она предпочитала пользоваться русским, имперским языком, а не местными наречиями. Впрочем, какой язык она предпочитала ранее, великий князь не знал. Может быть, после Переяславля на другие и не переходила.

Случилось бы сие на Руси — не добрались бы они ни до усадьбы здешней, ни из нее не выбрались. Однако во Франции зима была нежной: что мороз ниже трех-пяти градусов не опускался, что снега насыпало от силы по колено. По такому торить дорогу можно легко в любом направлении, чем шевалье и воспользовалась. Заметив с очередного взгорка двор с дымящей трубой, Изабелла повернула к нему, проложив прямо через девственно-белое поле новый путь.

— Слава богу, без крыши над головой не останемся, — облегченно сказала она. — Трактир искать поздно, так что у сервов местных переночуем.

Поскакавший вперед воин перемахнул сложенный из камней забор, отворил ворота, запуская обоз во двор, другой слуга постучал в дверь, громко закричал. Как понял Егор, он сообщал хозяевам, что их жалкую лачугу почтил своим вниманием рыцарь ордена Сантьяго. И по такому случаю им надлежит раскрыть свои погреба и амбары, накрыть богатый стол, а самим свалить куда подалее и на глазах у знатных постояльцев не мельтешить.

Во всяком случае со стороны это выглядело именно так: испуганных крестьян в одном исподнем воины Изабеллы выгнали на двор, после чего стали шарить тут и там, вытаскивая припасы: окорока, мешки с зерном, бочонки и кувшины с хмельным, судя по запаху, содержанием.

Воительница сурово расспросила о чем-то здешних смердов. Ответы ей не понравились, шевалье долго орала, даже за меч схватилась. Однако никого не зарубила, ушла в дом. Мерзнущие хозяева убежали в хлев, даже не пытаясь противиться откровенному разбою. Хотя — чем противиться? Застали их врасплох, оружия никакого, голые и босые среди зимы. Возмутишься — голову снесут и даже имени не спросят. Европа — это не Русь. Здесь у простого крестьянина прав не больше, нежели у скотины в амбаре. Ни в суд пойти, ни князю поклониться, ни общину о помощи попросить. Живи, пока позволяют, да радуйся, коли лишний раз не вспомнят.

— Друг мой, — окликнул сарацина Вожников. — Ты не мог бы заглянуть в хлев к этим несчастным и сказать между делом, что на востоке, у нового императора, крестьяне от податей королю освобождены вовсе, и по «Русской Правде» перед законом наравне с любой знатью в суде выступать могут? Просвети бедолаг, а то я языка не знаю.

— Попробую, друг мой, — кивнул географ. Похоже, грубость рыцарской свиты произвела и на него не самое хорошее впечатление.

— Ты где, Егор-бродяга? — выглянула из дома шевалье Изабелла. — Иди сюда, я хочу выпить!

Вожников вошел в дом. Воительница указала ему на стол, села напротив, самолично налила из кувшина полную кружку:

— Пей, бродяга иноземный! Пей, не со слугами же мне нажираться?

Егор спорить не стал, тем более, что в кружке оказался вполне приличный сидр, шипучий и чуть кисловатый. Шевалье Изабелла налила снова, Вожников выпил. Однако после третьей кружки все же спросил:

— Значит, со мной можно?

— Ты хотя бы не раб. У тебя, вон, свой слуга есть. И не сарацин. Был бы меч, так и за человека принять можно.

— За что пьем? — Егор осмотрелся, но в поздних сумерках разглядеть обстановку было трудно.

Стол, кровать, несколько лавок. Очаг без дверцы, но с трубой, более напоминал камин, нежели печь. Какие-то бочки, кадки, грабли-лопаты, похожие на растопыренную пятерню деревянные вилы. В общем — обычная крестьянская изба, только не рубленая, а сложенная из камня. Если вспомнить хлев и амбар на улице, то получалось, что семья здешняя была среднего достатка. Не жируют, но и не голодают. Обычное крепкое хозяйство.

— За помин души друга моего Рамира Бриена и всех его родичей! — Шевалье метнула опустевший кувшин в стену и подняла с пола второй.

— А что с родичами? — Егор, опасаясь пить без закуски, придвинул к себе тарелку со свиным окороком, отрезал себе хороший шматок, сунул в рот.

— А нету больше этого рода, — развела руками Изабелла. — Сервы всех вырезали.

— Как это?! — не поверил своим ушам Вожников.

— Вот так! — налила еще по кружке воительница. — Земли здешние в королевский домен входят. Король же войну ведет с ворогом английским. Война, путник мой ученый, дело дорогое. Ой, дорогое-е… Вот король подати и повысил. Но служат под его знаменами кто? Рыцари честные служат! Каковым для походов и припасы нужны, и оружие, и семью кормить надобно, и воинов для копья набрать. Посему семья Бриенов тоже оброк увеличила и талью. А сервы что? Они вместо того, чтобы платить, толпою собрались, усадьбу хозяйскую окружили, да и запалили разом со всех сторон. А кто из огня выскочить пытался, тех убивали да обратно забрасывали. Никого не пощадили, ни стариков, ни детей малых… — Изабелла выпила, налила снова. — Может статься, этот смерд тоже убивал, что в хлеву ныне греется. На копье бы его с отродьем насадить, дабы не веселился… Но поздно уже. Да и приезжим оказаться может. Здешних-то негодяев королевские войска наказали. Бунт подавили, всех крестьян, каковых поймать смогли, повесили. Да токмо рази мертвых сие воскресит? Нет больше рода Бриенов, и меч его передать некому.