Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И как тут быть?
…дом большой, ему догляд надобен, и княжьи-то холопы силятся, пыжаться, да умения у них недостаточно. Прежде-то Баська с Маланькою за холопами приглядывали, но ныне негоже то царевым-то невестам – от радость-то великая, Фрол-то Матвеевич, как прознал, три дня лежьмя лежал да сердце мацал, а после встал и еще три дня пил беспробудно на пару со сродственником своим. Хорошо хоть без безобразий пришлось. Ныне-то его супружница за домом приглядвает, но тоже ведь ненадолго.
Акулинка справилась бы.
Она толковая. И рухавая. И рученька у ней крепкая… и вот было бы ладно, ежели б она да с младшенькою, да с матушкою и с Аленкой в Китеж прибыли. С письмом-то Антошка им и денег перешлет, но… захотят ли?
Решатся?
А коль нет…
Он вновь вздохнул, погладил котика, пока еще неприкаянного, - чтой-то никто из гостей не глянулся ему, капризнючему – и к письму вернулся.
…за ведьмою князь Радожский отписал все имущество, которое Волковым причитается, а царевым указом отошли им земли и утраченные, а коль заняты те, то и иные, свободные, и еще золота, и торговые склады, и многое иное. А от себя князь добавил, что, мол, сестрица единственная егоная бесприданницею быть не могет, то и положил ей сундук с серебряною посудой, сундук с золотою, и третий – с каменьями драгоценными, огненными.
Каменья Антошка самолично переписал, как и иное всякое добро, ибо холопам княжеским доверия ему не было никакого. А Евдоким Афанасьевич еще похвалил, мол, так и надо.
Глаз да глаз…
Только Антошкиных глаз для всего не хватит. И купцы вон съезжать собралися, ибо Фролу Матвеевичу царскою милостью собственный терем жалован был.
Нет, надобно маменьку сюда.
Всенепременно.
Или хотя бы сестрицу старшенькую, а то за всем приглядывая, Антошка этаким чином без кухни останется.
…а в городе, чтоб вы знали, ныне вовсе даже спокойственно стало. Смутьянов, ходют слухи, кого боги покарали, а кого повесили тишком, чтоб честный люд не смущать. Иных же, вставших на защиту земли родное, наградили безмерно. Даже мне пожаловали ленту желтую и с нею еще ордену, но уж больно тяжеленную, хотя и красоты неописуемой.
В ордену они, конечно, не поверят.
А ведь и вправду жаловали.
…еще приключилось много чудес всяких. Тако в храме, что на площади стоит, сыскалась статуя, которая утраченная жрецами была, а может даже вовсе спертая, но явилась божественною силой. И тепериче там жрицы новые, которые храм велели открыть и пущать всякого, кому нужда придет. А к иным и вовсе выходят. И жрицы те – не просто так, а барона Козелковича нашеего жена да теща.
Антошка тихо порадовался, что его-то Аленка сиротою осталась. А то мало ли… от тещи всякое подлости ожидать можно. С неё станется и жрицею оказаться.
…и бають, будто бы дочка Козековичева, которая хворая была, а потом поздоровела ведьминою силой, та вовсе богини воплощение. И люди с того подурели бы, когда б не свеи, которые к девице этое никого близко не пущають. А старший и вовсе поженится собрался, когда та подрастет.
Свея даже самую малость жаль было.
Живой же человек. А тут богиня… или там воплощение. Кто их разберет-то? Но главное, с обычною бабой, ежели чего, и поспорить можно. А с богинею как? Нет, чем больше Антошка думал, тем сильнее убеждался, что судьба его – Аленка, девица простая, обыкновенная и уже тем распрекрасная.
Он бы и написал так.
Чтоб знала.
Собирался даже… но… за окном что-то бухнуло и раздался бодрый девичий голос:
- Ведьма клятая! Выходи сражаться…
Антошка глаза прикрыл и выдохнул:
- Опять? От же… неймется им!
А после высунулся в окошко и громко, чтоб все слышали, заорал:
- Нету больше царевичей! Нету… всех роздали!
- Совсем всех? – уточнила неизвестная девица.
- Совсем, - отозвался Антошка и, глянувши на растянувшегося поверх исписанных листов Каприза, добавил. – Котики вот осталися!
А что? Котики – чай, царевичей не хуже будут.