Наше прощанье с монголами носило очень сердечный характер; мы даже наделили их небольшими подарками. Да и было за что. Оба, в особенности же Хомбо, изо всех сил старались быть нам полезными и, как уже знает читатель, значительно обогатили ваши сведения о Бэй-Шане. Беседы велись нами, при посредстве Сарымсака и Чуркина, обыкновенно по вечерам, причем часто описание местности сопровождалось демонстрацией ее особенностей с помощью камней и песка; иногда же Хомбо брался за карандаш, и надо было видеть его радость, когда его неумелым рукам удавалось начертить нечто, долженствовавшее, по его мнению, с полной наглядностью изобразить рельеф описываемой страны. Несмотря на их примитивность, чертежи эти, за неимением более достоверного материала, были нами использованы при составлении карты участка Бэй-Шаня вдоль Е-шуйской дороги.

Хребет Фо-чэн-цзы очень богат как рассыпным, так и коренным золотом. Последнее добывалось только с поверхности, где порода, его заключающая, подверглась уже в значительной степени разрушению. Породу эту дробили и просевали сквозь грохот, после чего подвергали дальнейшей обработке путем провеивання, подбрасывая дресву на значительную высоту над разостланной тканью до тех пор, пока ветром не относило в сторону наиболее мелких частиц породы. Оставшееся на ткани затем по частям выравнивалось и продувалось струей воздуха из ручного меха. В конце концов золото, конечно лишь в крупных зернах или чешуйками, отбиралось пальцами. Такой же сухой обработке, за отсутствием проточной воды, подвергалось и россыпное золото.

Несмотря на столь несовершенный способ добычи золота, в окрестностях Чжи-чжэ-гу работало до магометанского восстании не менее двух тысяч дунган и китайцев под присмотром китайского чиновника, жившего в Мын-шуйском укреплении. Развалины последнего, а равно постоялых дворов и других построек и до сих пор еще виднеются у южной подошвы хребта Фо-чэн-цзы и в продольной долине Мын-шуй. Жизненные припасы доставлялись сюда из Хами, Ань-си и Юй-мыня. Из Хами ездили или через Куфи и Ша-цзюнь-цзы (Са-чанза), или через Отун-го-цзы, из Ань-си же – через Бай-дунь-дцы и Бай-тан-цзы, где ветвь на Мын-шуй, ныне, по словам монголов, совсем заброшенная, уклонялась вправо и шла на урочище Чжи-чжэ-гу мимо гольца Баин-ола.

Ночью, при совершенно ясном небе, мороз достиг 11°; с восходом, однако, солнца температура стала быстро подниматься и к полудню остановилась на 12°. Дул сильный северный ветер.

В урочище Чжи-чжэ-гу мы дневали, так как прежде, чем идти дальше, необходимо было привести в порядок съемку и дневники и астрономически определить такой важный пункт Бэй-Шаня как Мын-шуй. Сверх того на очереди была и генеральная ковка лошадей, которая вот уже два дня как откладывалась за недосугом.

Хребет Фо-чэн-цзы, замыкающий с севера котловину Чжи-чжэ-гу, принадлежит к числу значительнейших в Бэй-Шане. Мы проследили его на запад километра на сорок два и, судя по юго-западному его простиранию, я не сомневаюсь в том, что он составляет одно целое с ранее описанным хребтом Да-бэнь-мяо; на востоке он также уходит за край горизонта и едва ли не сходится там с горами, образующими восточный конец Карлык-тага. Его длине соответствует и его высота. В месте прорыва его Мын-шуйским руслом он представляет невысокий барьер, но в обе стороны от этого понижения быстро крупнеет, приобретает массивность и выбрасывает пики, переходящие за 700 м относительной высоты. Исходя из последней цифры, можно установить, что средняя абсолютная высота его малозубчатого гребня составляет величину, очень близкую к 8500 футам (2600 м).

На нашем пути всю массу этого хребта слагал бледно-красный крупнозернистый гнейсогранит, переслаивающийся с серым, серо-зеленым и темно-зеленым (хлоритовым) мелкозернистыми гнейсами и пересеченный во многих местах, главным же образом в осевой части и на северном склоне, розовым мелкозернистым жильным гранитом (аплитом); там же обнаружена была и жила зеленого ортоклазо-эпидотового гранита-порфира незначительной мощности.

Для прохода через Фо-чэн-цзы дорога воспользовалась широкою брешью, промытой в нем некогда Мын-шуйской рекой, далее же вступила в узкую, вытянутую в западо-северо-западном направлении котловину, которой и следовала на протяжении 10 километров.

Почва этой котловины состояла из гравия с значительной примесью щебня и отличалась крайним бесплодием; кое-какая растительность виднелась только вдоль росточей, да к северу от дороги, в направлении свернувшего туда Мын-шуйского русла. Выходы из-под дресвы и щебня коренных горных пород встречались не часто; сперва обнажались преимущественно гнейсограниты и серые гнейсы, далее же серовато-зеленые слюдистые сланцы, хлоритовые гнейсы и ортоклазо-эпидотовые граниты-порфиры. Эти же горные породы слагали и невысокий кряж Йо-шуй-дабан, ответвляющийся от хребта Фо-чэн-цзы и замыкающий с запада и северо-запада Мын-шуйскую котловину.

Дорога переваливает через него в месте наибольшего его понижения, имеющего 7070 футов (2155 м) абсолютного поднятия, после чего пересекает небольшую котловину – бухту, открывающуюся на север, куда уходит и бегущее вдоль нее сухое русло Йо-шуй. Галька в этом русле состоит преимущественно из кристаллических пород: много кварца, эпидота, разнообразных гранитов; но попадаются и сланцы – слюдяной, глинистый и известково-глинистый. Последний из поименованных сланцев слагает отрог, составляющий западное крыло котловины, а может быть и главную массу высокого Гинь-ва-Шаня, имеющего северо-западное простирание и представляющего также лишь отрог Фо-чэн-цзы.

Обойдя это обнажение, мы вступили в обширную долину Да-цзы-чан, названную так по колодцу, находящемуся несколько в стороне от дороги, у подошвы гранитных утесов южных гор. Хотя проводник и утверждал, что до него рукой подать, тем не менее его осмотр занял порядочно времени, так что, когда я вновь выехал на большую дорогу, то уже и хвоста каравана не было видно: он успел уйти километров на пять вперед. Пришлось догонять его чуть не рысью, придерживаясь оставленных им следов, которые отчетливо выделялись на дресвяной почве долины. Среди этой дресвы яркими пятнами, белыми, красными, серыми и зелеными, залегал более или менее крупный щебень различных горных пород, но я не имел времени убедиться, представляют ли эти однородные осколки остатки распавшихся на мелкие куски отторженцев или разрушенные выходы коренных пород; впрочем, я не сомневаюсь, что в двух-трех местах я имел дело с последними, причем взятые тут образцы оказались принадлежащими к красному роговообманковому граниту и кристаллическим серым известнякам.

Проехав большой дорогой четыре километра, я поравнялся с протоком, в котором, благодаря рассказам монголов, я тотчас же признал Мын-шуйское русло, обошедшее с востока Йо-шуй-дабанский отрог; его сопровождала поросль низкорослого саксаула.

Следуя вдоль этого русла, я вскоре выехал на плоский отрог южных гор, сложенных из серого кристаллического известняка. С него я увидел километрах в трех впереди обширное желтое поле солонца Отун-да-цзы-чан и быстро приближавшийся к нему караван. Переход был окончен.

Из урочища Отун-да-цзы-чан Карлык-таг был уже ясно виден. Между ним и нами расстилалась широкая волнистая степь, по сторонам и позади вставали горы. И вот, для того чтобы лучше ориентироваться среди этих последних, решено было после обеда взобраться на ближайший утес Е-шуй-Шаня. Восхождение это заняло с добрый час времени, так как для того, чтобы найти подходящий обсервационный пункт, нам пришлось переменить несколько сопок. С последней, представлявшей скалу красно-бурого фельзитового порфира, открылся наконец вид, который мог удовлетворить большинству наших требований.