Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я, блядь, худой?
— Как ты думаешь, я могла бы что-нибудь съесть? — робко, словно прося о чем-то неразумном, спросила она.
— Да, конечно, — сказал Страйк и подошел к телефону. — Что ты хочешь?
— Все, что угодно, — сказала Робин. — Сэндвич… что угодно…
Пока он набирал номер главного отеля, она беспокойно перемещалась по комнате, пытаясь убедить себя в том, что она действительно здесь, прикасаясь к поверхностям, разглядывая обои с листьями и керамическую голову оленя. Затем из одного из окон она увидела джакузи, вода в которой казалась черной в ночи и отражала деревья за ней, и ей показалось, что она видит безглазого ребенка, вновь поднимающегося из глубин крестильного бассейна. Страйк, наблюдавший за ней, увидел, как она вздрогнула и отвернулась.
— Еда уже в пути, — сказал он ей, положив трубку. — Печенье возле чайника.
Он закрыл шторы, когда она взяла два печенья в пластиковой упаковке и разорвала ее. Проглотив их в несколько приемов, она сказала:
— Я должна позвонить в полицию.
Звонок, как и мог предположить Страйк, не был простым. Пока Робин, сидя на краю кровати, объясняла оператору, зачем она звонит, и описывала состояние и местонахождение мальчика по имени Джейкоб, Страйк нацарапал на клочке бумаги: “Мы здесь: Фелбриг Лодж, гостевой дом “Брэмбл” — на листке бумаги и передал его ей. Робин назвала этот адрес, когда ее спросили, где она находится. Пока она говорила, Страйк отправил смс Мидж, Барклаю, Шаху и Пат.
— Забрал ее. Она в порядке.
Он не был уверен, что второе предложение соответствует действительности, разве что в самом широком смысле — отсутствие непоправимых физических повреждений.
— Они собираются послать кого-нибудь поговорить со мной, — наконец сказала Робин Страйку, повесив трубку. — Они сказали, что это может занять час.
— Даст тебе время поесть, — сказал Страйк. — Я только что сказал остальным, что ты выбралась. А то они уже с ума сходят.
Робин снова начала плакать.
— Прости, — вздохнула она, как ей показалось, в сотый раз.
— Кто тебя ударил? — спросил он, глядя на желтовато-фиолетовые следы на левой стороне ее лица.
— Что? — сказала она, пытаясь сдержать поток слез. — О… Уилл Эденсор…
— Что?
— Я сказала ему, что его мать умерла, — жалобно произнесла Робин. — Это была ошибка… или… я не знаю, была ли это ошибка… Я пыталась достучаться до него… Это было несколько дней назад… это или секс с ним… прости, — снова заговорила она, — столько всего произошло за последние несколько дней… Это было…
Она прерывисто вздохнула.
— Страйк, мне очень жаль Шарлотту.
— Как, черт возьми, ты об этом узнала? — спросил он с удивлением.
— Я видела это в старой газете сегодня днем… это ужасно…
— Все так, как есть, — сказал он, в данный момент Шарлотта интересовала его гораздо меньше, чем Робин. Его мобильный зажужжал.
— Это Барклай, — сказал он, прочитав текст. — Он говорит “спасибо, блядь”.
— О, Сэм, — всхлипывала Робин, — я видела его неделю назад… Разве это было неделю назад? Я наблюдала за ним, в лесу… Я должна была уйти тогда, но я не думала, что у меня есть достаточно для ухода… прости, я не знаю, почему я все время п-плачу…
Страйк сел рядом с ней на кровать и снова обнял ее.
— Прости, — всхлипывая, сказала она, прижимаясь к нему, — мне очень жаль…
— Хватит извиняться.
— Просто… облегчение… Они заперли меня в ко-коробке… и Джейкоб… и Манифестация была…. — Робин снова задыхалась: — Лин, что с Лин, ты нашел ее?
— Ее нет ни в одной из больниц, которые обзванивала Пат, — сказал Страйк, — если только она не поступила под другим именем, но…
Его мобильный снова зажужжал.
— Это Мидж, — сказал он и прочитал текст вслух. — “Спасибо, блядь, за это”.
Телефон зажужжал в третий раз.
— Шах. “Спасибо, блядь.” Как насчет того, чтобы подарить им всем словари на Рождество?
Робин начала смеяться и обнаружила, что не может остановиться, хотя слезы все еще капали из ее глаз.
— Подожди, — сказал Страйк, когда его телефон снова зажужжал. — У нас что-то новенькое. Пат спрашивает: “Она действительно в порядке?”
— О… Я люблю Пат, — сказала Робин, и ее смех тут же перешел в рыдания.
— Ей шестьдесят семь, — сказал Страйк.
— Что шестьдесят семь?
— Именно это я и сказал, когда она мне рассказала. Шестьдесят семь лет.
— Серьезно? — сказала Робин.
— Да. Но я ее не уволил. Думал, ты на меня разозлишься.
В дверь постучали, и Робин подскочила так резко, как будто услышала выстрелы.
— Это всего лишь твой бренди, — сказал Страйк, поднимаясь на ноги.
Когда он взял стакан у услужливой женщины из отеля, передал его своей напарнице и снова сел на кровать рядом с ней, он сказал:
— Другие новости: Литтлджон был подсадной уткой. Из Паттерсон Инк..
— Боже мой! — сказала Робин, которая только что выпила немного бренди.
— Да. Но хорошая новость в том, что он предпочел бы работать на нас, и он уверяет меня, что он очень надежный и лояльный.
Робин рассмеялась еще громче, хотя, казалось, не могла сдержать слез. Страйк, который намеренно рассказывал о жизни за пределами фермы Чепмен вместо того, чтобы расспрашивать ее о том, что произошло внутри, тоже рассмеялся, но он молча фиксировал все, что Робин до сих пор рассказывала ему о своих последних нескольких днях: они заперли меня в коробке. Или это, или секс с ним. А Манифестация была…
— А Мидж на меня обиделась, потому что я подумал, что они с Ташей Майо могут слишком сблизиться.
— Страйк!
— Не беспокойся, Пат меня уже отчитала. Она когда-то была знакома с другой лесбиянкой, так что это вполне в ее компетенции.
В смехе Робин, возможно, слышалась истерика, но Страйк, который знал цену юмору на волне ужаса и необходимости подчеркнуть, что Робин вернулась во внешний мир, продолжал рассказывать ей о том, что происходило в агентстве, пока ее не было, пока женщина из отеля снова не постучала в дверь, на этот раз неся суп и бутерброды.
Робин съела несколько глотков супа, как будто несколько дней не видела еды, но через пару минут отложила ложку и поставила миску на прикроватную тумбочку.
— Ничего, если я просто…?
Закинув ноги на кровать, она упала боком на подушку и мгновенно уснула.
Страйк осторожно встал с кровати, чтобы не разбудить ее, и пересел в кресло, больше не улыбаясь. Он был обеспокоен: Робин казалась гораздо более хрупкой, чем можно было предположить по ее письмам, и сквозь разорванную часть ее спортивных брюк он мог видеть ободранную кожу на ее правом колене, которое выглядело так, словно она на нем ходила. Он полагал,