Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зрение у Массены было плохим, зато слух чрезвычайно острым, и, как мы того и хотели, он не упустил ни одного слова из нашей беседы. Это его так поразило, что, подойдя к нашей группе, он принял участие в нашем разговоре и признал, что, обычно такой осмотрительный, он слишком легко согласился атаковать гору в лоб, но отменит своё решение. Что, если будет найден проход в обход позиции, он оставит завтра армию отдыхать и скрытно соберёт её на следующую ночь напротив уязвимого пункта, и тогда уже нападёт на неприятеля. Конечно, будет задержка на сутки, но больше надежды на успех и меньше людских потерь.
Решение маршала казалось таким твёрдым, что, прибыв в Мортагоа, он поручил нам с Линьивилем найти в округе жителя, который мог бы указать нам дорогу, ведущую в Боялву, минуя Бусаку.
Это задание было очень трудным, так как всё население бежало при приближении французов, а ночь была такой тёмной, что не способствовала нашим поискам. Нам всё же удалось найти в монастыре старого садовника, оставшегося ухаживать за тяжелобольным монахом, к которому он нас и подвёл. Этот монах ответил правдиво на все наши вопросы. Он часто ходил из Мортагоа в Боялву по хорошей дороге, выход на которую был в лье от монастыря. Он удивился, что мы не знаем эту развилку, ведь часть нашей армии прошла мимо неё, направляясь из Визеу в Мортагоа. В сопровождении старого садовника мы пошли проверять слова монаха и обнаружили, что прекрасная дорога действительно обходит горы слева. А ведь маршал Ней двое суток находился в Мортагоа и не разведал эту дорогу. А ведь это могло бы спасти нас от многих бед. Мы с Линьивилем были счастливы нашим открытием и поспешили сообщить это маршалу. Но мы отсутствовали больше часа и застали маршала уже с комманданом Пеле, среди карт и чертежей. Пеле сказал, что днём рассматривал в телескоп горы и не обнаружил никакого прохода к нашему правому флангу. Впрочем, он не мог и подумать, что за время своего пребывания в Мортагоа маршал Ней не исследовал окрестности, и, поскольку он не обнаружил этого прохода, это и есть доказательство того, что его не существует. Мы не смогли его переубедить. Напрасно мы с Линьивилем предлагали обогнуть противника и подняться по горе, которая, по словам монаха, была менее крутой, чем гора в Бусаку. Напрасно говорили, что можем дойти до Боялву, если нам дадут один из трёх гвардейских батальонов. Напрасно генерал Фририон умолял маршала согласиться на это предложение. Всё было напрасно! Массена, крайне утомлённый, ответил, что уже почти полночь, что в четыре часа утра надо выезжать, чтобы быть в лагере на рассвете. И пошёл спать.
Никогда ночь для меня не была такой ужасной. Все мои товарищи тоже были очень опечалены. И вот пришёл час отъезда. Мы прибыли на наши аванпосты, и первые лучи зари этого зловещего дня, 27 сентября, осветили начало одного из самых ужасных поражений, которое потерпела французская армия!
Глава XXXIV
Поражение у Бусаку. — Мы обходим позицию и идём по дороге на Коимбру
Оказавшись перед позицией, которую он почти не видел накануне, Массена, казалось, на мгновение заколебался и, приблизившись к тому месту, где я разговаривал с генералом Фририоном, сказал нам грустно: «В вашем вчерашнем предложении был определённый смысл…» Эти слова оживили вчерашнюю надежду, мы снова стали убеждать главнокомандующего обогнуть гору через Боялву у крайнего левого края позиции. Мы уже склоняли его к этому мнению, когда маршал Ней, генерал Рейнье и Пеле прервали нашу беседу, сказав, что всё готово для атаки. Массена сделал всё же несколько замечаний, но в конце концов подчинился своим полководцам, вероятно опасаясь, что они его упрекнут в том, что он упустил победу, в которой они же и были уверены.
Массена приказал открыть огонь в семь часов утра.
2-й корпус Рейнье атаковал правый фланг противника, а Ней — левый и центр. Французские войска были выстроены на каменистом участке с довольно крутым спуском к огромной расселине, которая отделяла нас от горы Алкоба — высокой, очень крутой и к тому же занятой неприятелем. Неприятель находился непосредственно над нашим лагерем и наблюдал за всеми нашими передвижениями, в то время как мы видели только его аванпосты, расставленные на полдороге между монастырём Бусаку и расселиной, такой глубокой, что невооружённым глазом можно было едва различить движение проходящих там войск. Эта своего рода пропасть была такой узкой, что пули английских карабинеров[101] долетали от одной её стороны к другой. Это препятствие, подобное огромному рву, созданному самой природой, служило первой оборонительной линией перед естественными укреплениями, которыми являлись стоящие стеной огромные скалы, увенчанные острыми пиками. Добавим к этому, что наша артиллерия двигалась по очень плохим дорогам. К тому же она должна была стрелять снизу вверх, поэтому не могла быть эффективной. Пехота не только должна была преодолевать массу препятствий и подниматься по очень крутому склону, но и имела перед собой лучших стрелков в Европе. В то время английские войска были лучше всех обучены стрельбе и в этом намного превосходили пехоту других стран.
Хотя кажется, что правила ведения войны должны быть одинаковыми для всех цивилизованных народов, они тем не менее кардинально различаются даже при схожих обстоятельствах. Так, при защите позиции, поставив стрелков впереди и по бокам, французы обязательно занимают высоты основными силами своих войск и резервами, что имеет плохую сторону в том, что они показывают неприятелю уязвимое место