Наконец все расступились, и он смог увидеть Марию. Она спокойно спала. Одна рука лежала поверх одеяла, другая свисала с противоположной стороны кровати. Ей стало лучше! Слава Богу!

— Все уже позади? — спросил он, облегченно вздохнув.

— Все позади… — повторил, как эхо, Коултер.

— Она ведь спит… Не так ли? — спросил он, еще не осознавая случившегося.

— Она уснула навсегда, — сказал Девисон. — Это сон, от которого не просыпаются.

Мисс Фармер подошла к Аллену и положила ему руку на плечо.

— Дорогой мистер Аллен. Марии больше нет… Я очень сожалею.

Из рассказа Ханны Кемпбелл:

— Мисс Мария была общей любимицей. После операции в Нью-Йорке ее поместили в наш маленький, но уютный судовой лазарет. Все о ней заботились. Особенно Флоренс Фармер. В течение трех дней состояние девушки неизменно улучшалось. И вдруг смерть… Такая неожиданная!

Какое уныние распространилось по всему пароходу!

Райли Аллен пришел ко мне посоветоваться, как сделать саван для похорон. Я взяла это на себя. Капитан выдал толстую парусину, и несколько русских женщин старшего возраста сшили саван.

Слава Богу, мне больше никогда не приходилось заниматься таким делом.

Из рассказа Александры Горбачевой:

— 15 сентября, среда — день этот всегда в моей памяти. Не стало Марии, моей любимой сестры. Все произошло так неожиданно! Еще два часа назад мы сидели рядом, смеялись, строили планы на будущее. А потом я пошла ужинать. В столовой мне и сообщили страшную новость.

Ханна Кемпбелл:

— …Русский персонал взял на себя проведение заупокойной службы, согласно православным обычаям. Тело было облачено и выставлено на кормовой палубе. Всю ночь над ним читали молитвы. На следующий день отслужили две короткие панихиды.

Мальчики и девочки чистыми и печальными голосами пели церковные песни.

Александра Горбачева:

— …Море было неспокойным. Дул сильный ветер. Наш пароход нырял в бушующем море. То вверх, то вниз. Я стояла рядом с сестрой в неизбывном горе. Фотограф сделал несколько снимков. Но они у меня не сохранились.

Шесть человек из японской команды положили тело в парусиновый мешок и покрыли его флагом с эмблемой Красного Креста.

Ханна Кемпбелл:

— …К щиколоткам был подвешен груз, состоявший из старых колосниковых решеток, чтобы тело не могло всплыть на поверхность. Эти приготовления заняли немногие минуты.

Тело покоилось на койке, а палуба освещалась яркими электрическими лампами.

Александра Горбачева:

— …На палубе собрались русские воспитатели, американский персонал и старшие колонисты.

Начальник колонии полковник Аллен приготовился прочесть заупокойную молитву. Но Каяхара сказал: «Я буду читать. Это моя обязанность как капитана».

Молитву он прочел на ломаном английском языке.

Ханна. Кемпбелл:

— …В двадцать два часа остановился пароходный двигатель. Судно было развернуто носом к ветру. Тело переложили с койки на особые носилки, сколоченные матросами. Один их край опирался на борт судна. Носилки плавно наклонили, и под пение последней молитвы тело медленно соскользнуло и погрузилось в темные воды океана.

Свет, падавший на фигуру в саване, скорбные песнопения и то, что тело опустили не в землю, а в морскую пучину, — во всем этом было что-то неправдоподобное, мистическое.

Не только дети, но и многие взрослые впали в истерику.

Александра Горбачева:

— …Рядом со мной были подруги, воспитатели и врач. Они меня поддерживали и всячески утешали. Позднее мистер Бремхолл рассказал, что одна из подруг Марии пыталась перелезть через борт, чтобы броситься в океан. Но ее удержали и отвели в госпиталь.

Сцена морских похорон осталась в моей памяти как в тумане. Зато я хорошо помню координаты захоронения. Их мне вручил капитан Каяхара.

Вот эти цифры:

Западная долгота — 50 градусов 20 минут 10 секунд. Северная широта — 42 градуса 12 минут 0 секунд. В 310 милях на северо-запад от мыса Рейс.

16 сентября 1920 г. Четверг.

Атлантический океан.

Погода улучшилась. Свежий ветер. Утром небольшой туман. Меню: завтрак — кофе, хлеб, масло, пирог; обед — суп, говяжья тушенка, картошка в мундире, жареная рыба; ужин — макароны с мясом, чай, джем, печенье.

Из судового журнала «Йоми Мару».

Закончилась траурная церемония. Все разошлись по своим трюмам и каютам. Погасли лампы и прожекторы. Пароход погрузился в темноту, слившись с ночным океаном. И лишь топовый огонь на грот-мачте продолжал писать в небе замысловатые письмена.

Аллен остался один. Наедине со своими мыслями и горем. Теперь не от кого скрывать слезы. А если кто и увидит, то примет их за соленые капли океана, с которым навсегда соединилась Мария. Стала его частью.

Перед ним все еще стояла сцена похорон.

Когда японские матросы принялись закрывать верхнюю часть савана, где покоилась голова Марии, Райли остановил их, чтобы в последний раз взглянуть на ее лицо. На губы, которые так часто целовал. Глаза, которые уже никогда не обожгут его сердце. На щеки — они не вспыхнут румянцем. Больше он не будет пропускать меж пальцев волны ее волос, неповторимо и сладко пахнущих.

Матросы, терпеливо стоявшие в стороне, подошли снова и продолжили свою печальную работу. Райли отвернулся, чтобы не видеть, как к ногам Марии привязывают грубые и тяжелые колосники. К ногам, которых он нежно касался.

Райли закрыл не только глаза, но и уши, когда медленно и неотвратимо стала наклоняться в сторону океана гладкая доска с телом женщины, которую он любил. Только бы не слышать всплеска, этого последнего звука, давшего понять всем, кто собрался на палубе, — Мария оставила этот живой мир. Теперь с ними лишь ее образ.

Кто-то вышел из-за кормовой надстройки. Это была миссис Кемпбелл. Копна ее белокурых волос светилась даже в темноте.

— Райли, я не нашла вас в каюте. И поняла, вы здесь.

— Спасибо, Ханна. Вы всегда рядом в трудную минуту.

— Мне едва удалось усыпить Александру. Пришлось дать ей успокоительное средство.

— Бедная девочка… Каково ей сейчас…

— Знаете, что она мне сказала? «Теперь Мария встретится с папой и мамой». Вы ведь знаете, что они утонули?

— Это случилось пять лет назад. В Ботническом заливе. Перевернулся паром. Я обещал Марии и Александре, что доставлю их к этому месту. Они хотели бросить венок.