Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бакстер позвонила в дверь и стала ждать. На кирпичной стене она заметила мертвую праздничную гирлянду, которую, судя по всему, перерезали пополам. Где-то на улице разбилась бутылка, и над тихими домами взлетел взрыв хохота. Она услышала плач Лейлы, затем в холле вспыхнул свет, и на пороге, с трудом открыв одной рукой замок, появилась Тиа.
— С Рождеством! — улыбнулась Бакстер, сделав над собой невероятное усилие, и протянула сумку с подарками, которую прихватила, когда уходила из дома. — С Рождеством, Лейла! — проворковала она тем же идиотским голосом, которым звала ужинать Эхо, и протянула руку, чтобы погладить девочку, как погладила бы кота.
Тиа закатила глаза и исчезла в прихожей, оставив Бакстер стоять на пороге, как последнюю идиотку.
— Алекс! — донесся где-то сбоку ее крик; Лейла все еще плакала. — Алекс!
— Что?
— Там твоя подружка явилась, я буду наверху, — сказала она, и детский плач стих вдали.
Несколько секунд спустя из прихожей, отряхивая с головы снег, вынырнул Эдмундс.
Эмили была почти уверена: самый социально приемлемый способ разрулить подобную ситуацию заключался в том, чтобы сделать вид, будто ничего не произошло, — и вставить пассивно-агрессивный комментарий о поведении Тиа, как только позволит течение разговора.
— Бакстер! — улыбнулся Эдмундс. — Что ты здесь торчишь? Входи.
— Что это с ней? — бросила детектив, не в силах сдержаться.
Он махнул рукой.
— Ой, она думает, что ты на меня плохо влияешь… сегодня утром я пропустил праздник — Лейле год исполнился… плюс кое-что еще… — загадочно сказал он, закрыл за ней дверь и отправился на кухню. Задняя дверь была открыта, через нее в дом вливалась ночь.
Эмили протянула ему пакет с подарками и тут же получила взамен другой — еще больше.
— Выпьешь что-нибудь? — предложил он.
— Нет… мне нельзя тут задерживаться… — ответила она и подчеркнуто устремила взор в потолок, все же решив пойти по пассивно-агрессивному пути. — Просто заехала, чтобы… Мне нужно было… Я…
Эдмундс тут же узнал симптоматичную для Бакстер неловкость, которая охватывала ее каждый раз, когда она хотела кого-то похвалить или сделать комплимент.
— …Я лишь хотела сказать… спасибо тебе.
— Всегда пожалуйста.
— Ты решил приглядеть за мной… как обычно…
Неужели она собиралась сказать что-то еще? Алекс был поражен.
— …и сегодня проявил себя блестяще… как всегда.
— На самом деле, — ответил Алекс, — это я должен тебя благодарить. Сегодня… в последние две недели я понял, как мне всего этого не хватает. Мне просто страшно не хватает риска, адреналина… важности происходящего. Тиа злится на меня, ну, на нас с тобой, потому что я сегодня подал рапорт.
Бакстер засияла:
— Ты возвращаешься!
— Я не могу.
Эмили сникла.
— Мне нужно как-то жить, я должен думать о семье. Но и протирать дальше штаны в финансовом тоже не могу.
— И что ты…
— Пойдем, я тебе кое-что покажу.
Бакстер озадаченно последовала за ним на улицу и по клинышку снега, освещенному лившимся из кухонного окна светом, пошла к обшарпанной пристройке.
— Та-да-а-ам! — гордо воскликнул Эдмундс, показывая на нечто, не только не заслуживающее никаких «Та-да-а-ам!», но и оскорбляющее взор.
Когда он увидел, что Бакстер не собирается реагировать как следует, его энтузиазм тут же сошел на нет.
— Вот черт, — сказал он, догадавшись, почему его представление не вызвало ожидаемую реакцию. Он наклонился и поднял собственноручно сделанную вывеску.
— Эта долбаная штуковина так и норовит свалиться на землю, — объяснил он и повесил ее обратно на дверь. — Та-дааам!
Алекс Эдмундс — частный детектив
Потом толкнул хлипкую деревянную створку, которая при этом чуть не слетела с петель, и показал оборудованный им офис. В уютном свете настольной лампы на столешнице примостились ноутбук, принтер и беспроводной телефон. В углу стоял масляный радиатор, обогревавший небольшое помещение. Также там была кофеварка, чайник, резиновый шланг над ведром в качестве самодельного рукомойника и даже «зона для посетителей» (второй стул).
— Ну, что скажешь?
Вместо ответа Бакстер еще раз обвела пристройку взглядом.
— Это, конечно же, временно, — взялся уверять ее Эдмундс, когда она так ничего и не ответила, — чтобы встать на ноги и… Ты что, плачешь?
— Нет! — возразила Бакстер срывающимся голосом. — Я думаю… Это просто великолепно.
— О боже, ты и правда плачешь! — воскликнул Алекс и обнял ее.
— Я так рада за тебя… последние две недели действительно выдались очень тяжелые… — засмеялась она и опять залилась слезами.
Все время, пока она рыдала у него на плече, Эдмундс прижимал ее к себе.
— О господи! — воскликнула Эмили. Тушь текла у нее по щекам. Она немного успокоилась и засмеялась. — Я совсем забрызгала тебя своими соплями. Прости. Веду себя просто отвратительно.
— Ничуть, — заверил подругу Эдмундс, хотя в ее словах была доля правды. — Лейла уже вывалила свою еду мне на рубашку, — сказал он, показывая на пятно, хотя в действительности подозревал, что его тоже оставила Бакстер.
Эмили вытерла глаза, увидела на деревянной стене за его спиной несколько листов бумаги с написанными на них обрывками мыслей и прочла:
— «Для него это нечто большее».
— Ну да… — ответил Эдмундс и сорвал страницу, пытаясь разобрать собственный почерк. — «Кукла», «Наживка»… Зачем высекать именно эти слова на груди убийц и их жертв?
— Может, в знак преданности? — предположила Бакстер, все еще хлюпая носом. — Может, это что-то вроде проверки?
— Я уверен, что его последователи именно так это и воспринимают — как символ единства, принадлежности к общему делу, но я никак не могу избавиться от ощущения, что это значит что-то очень важное и для самого… Азазеля, — это имя он произнес с явной неохотой. — Важное и глубоко личное.
Он немного поколебался и продолжил:
— Знаешь, Бакстер, мне кажется, вы не сможете ему помешать.
— Вот спасибо! Невысокого же ты о нас мнения.
— Дело в том, что… — на его лице отразилась озабоченность. — Подумай, сколько усилий надо было приложить, чтобы уговорить Гленна Арнольдса пришить к собственной спине другого человека, постепенно опутывая его паутиной лжи и систематически подменяя лекарства. Точно так же пришлось обрабатывать и всех остальных. Это даже не мания… Преступником движет цель, которую он считает поистине великой… и это меня пугает.
Десять минут спустя, выпив чашечку кофе, Бакстер с