Прямо над ним висел распятый германский вожак. Настоящий воин, мускулистый, покрытый хитрой вязью татуировок. Смотрел поверх голов победителей. Молча и надменно. Жилистые руки и ноги его были прикручены к дереву, но он не висел – сидел верхом на торчащем из перекрестия толстом штыре. У римлян все продумано.

Какое-то время Черепанов колебался: не распорядиться ли, чтобы германцев прикончили. Сразу. Говоря «повесить», он не имел в виду распять.

– Ты суров, кентурион, – с уважением произнес сопровождавший Черепанова Мавродий.

– Да им повезло всем, – сказал Ингенс. – На таком холоде, голый, больше двух суток и здоровый не протянул бы.

– Как знать, – возразил субпрефект. – Германцы выносливы.

Варварский вожак глядел поверх их голов. Что он видел там, в серой дымке, повисшей над черными стылыми полями?

«Что ж, – подумал Черепанов, глядя на чудовищную „аллею“, – пусть другим это будет уроком».

– Какие контубернии не понесли потерь? – спросил подполковник.

– Четвертая и пятая.

– Пусть останутся тут, за этими присмотрят и помогут, если что.

– Местные спрашивают: можно ли им потом дерево забрать? – Опцион кивнул на ряд крестов. – По мне пусть берут. Им тут ремонтировать надо.

– Пусть берут, – разрешил Черепанов. – Молодец, Гай! Давай собирай ребят, в лагерь поедем.

– А с ранеными что?

– Тяжелых тут оставим. Домна не возражает.

И лекарь у нее свой. Может, пусть остальных тоже глянет, как считаешь?

– Без надобности. Братишка мой сам справится. Он дырки на шкуре штопает – любой скорняк позавидует.

– Мелантий?

– Ну не младший же!

Оба рассмеялись.

– Мел этому делу еще в цирке научился, – сказал Ингенс-старший. – Там, сам знаешь, порватая шкура – обычное дело.

– Не знаю, но догадываюсь.

Опцион хрюкнул.

– Шутник ты, командир! А лихо ты этого столичного фазана! «Возьми, мол, этого ряженого варвара и выясни, с кого он содрал скорлупу!» Ребята наши животы надорвут от смеха, клянусь Марсом-Мстителем!

– Не любишь ты гвардию, – заметил Черепанов.

– Не люблю. А кто ее любит? Чистюли! А жалованье – втрое от нашего. А поставят такого столичного индюка кентурионом – просто беда! Вот ты, командир, к примеру, сразу видать, с фуркой[161]на плече не ходил. Но солдата понимаешь получше меня. И работу нашу солдатскую тоже понимаешь. Думаешь, парни не видят, что ты для них сделал? Думаешь, не понимают, что без тебя нас варвары в щепу порубили бы! – Здоровяк-опцион был не на шутку взволнован. – Или я неправ?

– Неправ, – строго произнес подполковник. – Мы побили варваров, потому что должны были побить. Потому что наша кентурия – это сила. И в том, что она стала такой, твоя заслуга, Гай, ничуть не меньше моей. Хорошее копье в умелой руке всегда достанет врага, а тупая деревяха сломается на первом ударе. Наша с тобой кентурия – отличное копье, Гай!

– Согласен. – Опцион улыбнулся. – Мы не сломаемся, командир, обещаю. Ты только направь нас в нужное место.

– Направлю, не сомневайся. – Геннадий хлопнул опциона по плечу так, что звякнули пластины лорики. – Давай, собирай ребят. Двинемся, пока дождя нет.

А распятый убийца-варвар все так же глядел в пространство. Такой ли он видел свою смерть? Вряд ли. Но он сделал выбор, когда высадился на чужой берег. Так же, как в свое время Черепанов. Но, очевидно, выбор Черепанова был правильнее, если над голым германцем теперь кружится воронье, а Геннадий, живой, уже почти забыл о нем, и его куда больше занимает вопрос: когда удастся снова наведаться в гости к благородной Корнелии Гордиане?

Спустя полчаса поредевшая кентурия выстроилась на дороге. Всадники – впереди, пехота – замыкающие. В середине – десяток позаимствованных в имении возов: с легкоранеными, амуницией и добычей. И телами тех двадцати шести, кому «не повезло».

– Ну, парни, как вам вкус победы? – спросил Черепанов.

Он не увидел особого восторга на усталых лицах. Иного, впрочем, подполковник не ожидал. Устали мужики. Бой – не увеселительная прогулка. А впереди – десятимильный переход. Ничего, крепче будут.

– Война – это потрудней, чем землю пахать, – сказал Геннадий. – Но вы – молодцы! Я вами доволен. Я горжусь тем, что вы – мои солдаты!

– Служим Риму и Августу, – не очень уверенно выкрикнул кто-то. Но тут же кто-то другой грохнул древком о щит. И остальные, уже слитно, разом, грянули. Раз! Два! Три!!!

– Слава кентуриону Черепу! – взревел Мелантий Ингенс.

– Ave! Vivo! Victoria! – вразнобой закричали легионеры.

Вот так-то лучше.

– Они станут еще веселее, кентурион, после дележки трофеев, – заверил Черепанова Трогус, когда колонна тронулась.

Рука декуриона повыше кисти была перетянута льняным бинтом, но физиономия так и сияла.

– Не сомневаюсь, – кивнул Геннадий. – Это только начало, Тевд. Нас всех ждет славное будущее.

– С тобой – да! – Трогус осклабился. – Ты – победитель! Увидишь, сколько будет кандидатов на освободившиеся вакансии в нашей последней кентурии! У тебя есть шанс здорово разбогатеть!

– Неужели ты думаешь, что я стану наживаться на новобранцах?

– А ведь и впрямь не станешь! – констатировал декурион. – Слушай, командир, пожалуй, я хотел бы родиться там, где все вожди такие, как ты. Будь вы хоть трижды варвары!

– Каждому – свое, Тевд, – сказал Черепанов. – Имей в виду, если ты и у меня будешь опаздывать из увольнения – мало не покажется. Но одно опоздание я тебе прощаю. Авансом. За сегодняшнюю доблесть.

– Ты знаешь! – удивился Трогус. – Ах да, конечно. Ты же читал мои бумаги. Ты не думай, командир. У нас все опаздывали. Только у меня три раза не нашлось денег для отступного. Проиграл все, понимаешь…

– Не понимаю, – сказал Черепанов. – И не пойму. Но к «серебряному запястью» тебя представлю. Заслужил.

– Благодарю! Слушай, а эта домна и впрямь дочь сенатора?

– Да.

– Тогда я свое запястье получу, это точно.

А ты, готов побиться об заклад, получишь «венок». Никак не меньше.

– Поживем – увидим, – философски ответил Черепанов.

Лучшей наградой для него была сегодняшняя победа. Его первая победа на этой земле. И четкое понимание, что сегодня они сделали нечто действительно настоящее.