Сегодня я не верю, что на это способен человек.

А ведь когда-то и я был таким…

В Ирландии – как давно это было! две, три жизни назад… – я ловил каждое прикосновение королевской дочери, но мне легко было молчать о своем чувстве: ведь она была суженой моего дяди.

Тогда я звал его отцом.

Тогда я видел в ней только его жену.

Тогда мысль овладеть ее телом мне показалась бы святотатством.

Тогда мне было легко молчать о своей любви.

А потом… море, безветрие, и – проклятый напиток, толкнувший нас на безумие.

Что нам дала эта любовь, кроме горя?!

Меня она лишила отца. Лишила королевства, которому я был готов служить до последней капли крови. Обратила в ничто всё, что я сделал для Корнуолла. Я теперь, при всей моей славе, – бездомный бродяга.

Да и Эссилт пришлось не легче.

Если бы этой любви не было в нашей жизни! Если бы мы не пили из проклятой чаши!

Если бы я смог отвезти Эссилт дяде, как должен был!!

– Так вот каково твое самое заветное желание, – улыбнулся Бендигейд Вран.

Стол с яствами исчез. Перед ними на высоком камне стояла золотая чаша, покрытая сложнейшей вязью орнамента.

За окнами уже стемнело, но зала была полна мягкого золотистого света от Котла Мудрости.

– Смотри, – сказал Вран.

Друст взглянул внутрь.

Котел был полон чистейшей воды, сквозь которую можно было различить чеканный узор на стенках.

– Смотри внимательнее, – молвил Увечный Король.

Рисунок смешался, и Друст увидел корабль, бегущий по морю. Штиль, невеста короля Корнуолла дремлет в шатре, Друст стоит на носу… Снова ветер, потом – вдали берега Прайдена, Тинтагел, Марх встречает их в гавани, Друст подает руку Эссилт и ведет ее к будущему мужу… И между невестой Короля и его племянником нет ничего, что им пришлось бы таить от своего повелителя.

– Так?! – гремит вопрос Врана.

– Да! – кричит в ответ Друст.

И – ослепительное золотое сияние. Зажмуриваешься, чтобы не ослепнуть.

Сархад, тяжело переведя дыхание, берет из воздуха чашу с медом и, подумав, вкладывает ее в руку Друста: тот потрясен настолько, что не догадается попросить о глотке крепкого хмеля.

Тот глотает содержимое, не очень понимая, что делает, и приходит в себя только от того, что хмельной мед обжигает ему горло.

– Что это было? – спрашивает он.

– Ты о чем? – Сархад пьет не спеша. – О Котле или о видении?

– О видении.

– Твоя мечта. Теперь она сбудется… когда-нибудь.

– Не совсем так, – Вран тоже пьет, причем на этот раз – прямо из горла древнего уродливого кувшина. – Теперь она сможет сбыться.

– Что это значит?

– Ты должен будешь снова привезти Эссилт Марху. И только от тебя будет зависеть, сумеешь ты это сделать или нет.

– Даже Котел Керидвен не может изменить прошлого, Друст, – говорит Сархад. – Но в будущем…

– Я понял. Спасибо вам.

– Нам-то за что? – улыбается Вран. – Ты смог миновать Стража – а до тебя это удалось лишь двоим. Ты смог назвать такое желание, которое Котел Керидвен исполнил. Ты всё сделал сам.

– Мы просто рядом стояли, – не без ехидства добавляет Сархад.

* * *

Затих топот копыт коня Друста, двое Воронов остались в башне одни.

Бендигейд Вран медленно дохромал до своего трона, сел, перевел дыхание от боли. Сархад встал рядом, опираясь о высокую спинку кресла. Спросил:

– Доволен, мой Король?

Вран устало кивнул. Потом проговорил:

– Послушай, Вороненок…

– Да?

– Я в долгу перед тобой. И не я один – весь Прайден.

– О чем ты? Это я…

– Не спорь! Если зовешь меня своим Королем – изволь внимать безмолвно и с почтением.

В ответ Сархад скорчил гримасу – она, конечно, была безмолвной, но почтительной ее никак нельзя было назвать.

– Так вот. Твоя служба Стражем заслуживает награды. Ты дал всем людям найти путь к их заветной мечте – но сам, каждый день видя Котел Керидвен, лишен права просить о сокровенном: ты не человек. Но человек – я. И я могу подойти к Котлу с твоей просьбой. Назови ее.

– Но, Вран…

– Считай это решением своего Короля, которому обязан повиноваться.

– Спасибо… – выдохнул Мастер.

– Итак? Самое заветное и самое невозможное?

Сархад, глядя в никуда, ответил:

– Провести вечность вместе с Эссилт. О ее любви не прошу: это либо невозможно, либо… я добьюсь сам. Но – быть рука в руке, в спокойном и теплом счастье. Не видеть испуга в ее взгляде, когда я дотрагиваюсь до нее. Не ощущать преграды между нами. Другом, возлюбленным, мужем – неважно, но – всегда рядом.

– Хорошо.

Вран с усилием встал, пошел к Котлу.

Неужели? Неужели сбудется то, о чем я и мечтать не смел?

Знаю, что не сейчас. Знаю, что не скоро.

Мне никогда не понять Галахада, я не такой, как Гвальхмаи и Друст, – но не меньше этих двоих я достоин исполнения моей мечты. Как-никак я первым пришел к Котлу Керидвен, я проложил для них всех этот путь. Даже для святоши-Галахада, искренне считающего меня то ли бесом, то ли вообще несуществующим.

Моя награда – заслужена.

Что же не так?

От чего у меня такое чувство, будто происходит что-то неправильное?

Будто я совершаю чудовищную, недопустимую ошибку?

Великий Ворон подходит к Котлу, кладет руки на его золотые бока, покрытые чеканным рисунком.

Золото Котла медленно начинает светиться…

– Стой! – неожиданно для себя крикнул Сархад.

Враг отдернул руки, сияние померкло.

– Что случилось?

– Ты… ведь желание будет исполнено только одно, а у тебя есть свое!

– Мое?

О чем мечтает Увечный Король? Нетрудно сказать.

Да и угадать нетрудно.

О том, чтобы зажила вечно кровоточащая рана.

Рана, которую я получил в Ирландии, когда надеялся достичь мира меж Прайденом и Эрином.

Стремясь к миру, я получил войну, которой так хотел избежать.

С той поры прошли века… война иногда затихала, но не прекращается. И пока Остров Могущества и Остров Чародейства – враги, этой ране не зажить.