Мне казалось, что эта предварительная акция (реальное осуществление разрушения предполагалось возложить на египтян) могла быть проведена племенем гуркас: использование для этой цели его отряда позволило бы не отвлекать главные силы от выполнения основной задачи.

Этой основной задачей было разрушение железнодорожной линии в Хауране и недопущение ее восстановления в течение по меньшей мере одной недели. Представлялись возможными три пути: первый – марш на север от Дераа в направлении Дамасской железной дороги, подобно моему зимнему рейду с Талалем, и разрушение пути с последующим переходом к Ярмукской железной дороге, второй – марш на юг от Дераа к Ярмуку, как это было в ноябре 1917 года с участием Али ибн эль-Хусейна, третий – прямой бросок на город Дераа.

Третий план мог быть принят только в том случае, если бы военно-воздушные силы пообещали провести такую мощную бомбежку станции Дераа, чтобы результат был равноценен артиллерийскому обстрелу и позволил нам пойти на риск штурма ее нашими малыми силами, что надеялся сделать Селмонд. Но это зависело от того, сколько он своевременно получил бы или сосредоточил у себя тяжелых машин. Доуни обещал прилететь к нам сюда одиннадцатого сентября. До его приезда мы должны были относиться одинаково ко всем трем планам. Из числа ожидавшегося подкрепления первыми прибыли мои телохранители, прискакавшие через Вади-Сирхан девятого сентября, – счастливые, более тучные, чем их жирные верблюды, отдохнувшие и довольные после целого месяца праздного безделья в лагере племени руалла. Они сообщили о почти полной готовности Нури и о его решимости присоединиться к нам. Их расшевелила заразительность энтузиазма нового племени, и нас обрадовал их боевой дух.

Десятого числа из Акабы прилетели оба аэроплана. Их пилоты Мерфи и Джунор здорово расправлялись со слепнями, кружившими в воздухе над обоими парнями в полном соку. Одиннадцатого числа прибыли другие броневики, с Джойсом и Стирлингом, но без Фейсала. Маршалл остался, чтобы сопровождать его на следующий день. Все всегда шло хорошо там, где всем управлял Маршалл, толковый, наделенный тонким чувством юмора человек, не столько упрямый, сколько настойчивый. Приехали Янг, Пик, Скотт-Хиггинс, был привезен и багаж. Азрак становился густонаселенным, и его озера снова огласились криками купавшихся. В прозрачную воду ныряли худощавые и упитанные, коричневые, покрытые медным загаром и совершенно белые тела.

Одиннадцатого числа прилетел аэроплан из Палестины. К сожалению, Доуни опять заболел, а новичка – штабного офицера, который занял его место, – сильно укачало в полете, и он забыл в аэроплане бумаги, которые должен был передать нам. Причиной этих неприятностей были самомнение и железная уверенность в себе, а также тот шок, который он испытал, убедившись в нашей полной беспечности здесь, в пустыне, поскольку у нас не было ни полевого караула, ни постов наблюдения, ни связистов, ни часовых, ни телефонов, ни видимых резервов, ни линии обороны, ни укрытий и баз.

Он просто забыл сообщить нам важнейшую новость: оказывается, шестого числа Алленби в новом приливе вдохновения заявил Бартоломью: «Стоит ли заниматься Мессудьехом? Пусть кавалерия отправляется прямо в Афулех и в Назарет». Таким образом, весь план изменился, и поставленная ранее задача сменилась громадным неопределенным наступлением. Нам об этом ничего не сообщили, но зато из разговора с пилотом, которого информировал Селмонд, мы получили точное представление о ресурсах бомбардировщиков. Бомб у них было меньше, чем нам требовалось только для Дераа, поэтому мы попросили провести лишь заградительную бомбежку станции, чтобы мы могли обойти ее с севера и убедиться в разрушении Дамасской линии железной дороги. На следующий день приехал Фейсал, вслед за которым прибыла целая армия: стремительный, безупречно одетый Нури Саид, артиллерист Джемиль, похожие на уличных торговцев алжирцы Пизани и всякие другие компоненты обеспечения нашего успеха по упоминавшемуся выше принципу «три солдата и мальчик». Серые мухи могли теперь вдоволь насосаться крови двух тысяч верблюдов, оставив в покое Джунора и его механиков, которых они уже наполовину высосали.

После полудня появился Нури Шаалан с Традом, Халидом, Фарисом, Дурзи и Хаффаджи, приехали и Ауда абу Тайи с Мухаммедом эль-Дейланом, а также Фахд и Ахдуб, вожди племени зебн во главе с Ибн Бани, вождем племени серахин, и Ибн Джени от сердие. Маджид ибн Султан из Адвада, что близ Сальта, приехал, чтобы узнать правду в отношении нашего нападения на Амман. Позднее, уже вечером, с севера донеслись звуки перестрелки, и галопом примчался мой старый товарищ Талаль эль-Харейдин с четырьмя или пятью десятками всадников-крестьян. Его румяное лицо сияло радостью от нашего такого долгожданного прибытия. Эту компанию дополнили друзы и горожане-сирийцы Исавьех и Хаварнех. И даже стал поступать непрерывными караванами ячмень на случай нашего возвращения, если операция потерпит крах (мы не часто подчеркивали такую возможность). Все выглядели крепкими и здоровыми. За исключением меня. Эта толпа разрушила мою очарованность Азраком, я уехал в дальний конец долины Айн-эль‑Эссаду и весь день пролежал там на своем старом ложе под тамариском, в покрытых пылью зеленых ветвях которого ветер напевал такую же песню, какую можно было бы услышать в гуще листвы английских деревьев. Это говорило мне о том, что я смертельно устал от этих арабов, жалкого воплощения семитов, достигавших недоступные для нас высоты и глубины, которые доступны были лишь для нашего зрения. Они реализовывали наш абсолют в своей неограниченной способности к добру и злу, и я в течение двух лет успешно притворялся их вожаком и верным попутчиком!

В тот день ко мне пришло окончательное понимание того, что моему терпению в отношении навязанной мне ложной позиции пришел конец. Еще неделя, две, может быть, три, и я буду настаивать на отставке. Моя нервная система была окончательно разрушена.

Тем временем Джойс взял на себя ответственность, которой угрожало опасностью мое дезертирство. По его приказу Пик с египетским корпусом верблюжьей кавалерии, в данном случае с отрядом саперов, Скотт-Хиггинс со своими боевиками из племени гуркас и с двумя бронеавтомобилями прикрытия отправились в поход с задачей разрушения железной дороги под Ифдейном.

Согласно этому плану, Скотт-Хиггинс должен был с наступлением темноты ворваться в блокгауз со своими ловкими индусами – надо сказать, ловкими только в пешем строю, потому что на верблюдах каждый из них был мешок мешком. После этого Пик приступал к своим действиям: ему нужно было до рассвета взорвать путь. Броневикам отводилась роль прикрытия их отхода утром, по равнине, на восток, после чего наш основной отряд должен был совершить марш от Азрака до Умтайи – большого, крупного хранилища дождевой воды в пятнадцати милях ниже Дераа и нашей передовой базы. Мы предоставили им проводников из племени руалла и проводили с надеждой на успешное выполнение этой предварительной задачи.

Едва забрезжил рассвет, наш караван отправился в путь. В его составе была тысяча человек из Абу-эль‑Лиссана и триста кочевников Нури Шаалана. В его распоряжении были также две тысячи всадников на верблюдах. Мы просили его держать их в Вади-Сирхане. Представлялось неразумным до решающего дня вести такое количество внушавших беспокойство бедуинов через деревни Хаурана. Конники были шейхами или слугами шейхов, самостоятельными и поддающимися контролю людьми.