Именно как азартный человек Кондрат Львович голову положит, лишь бы завоевать кубок, но красть его не станет. Не станет, потому что в этом случае его никому не покажешь, не похвалишься, не погордишься! А ему хочется, чтоб его с почётом пронесли на руках через весь город как победителя, с чемпионской лентой через плечо и с кубком в руках…

– Тоже верно, – беспокойно завозилась Яга, краснея, как пятиклассница. – От ить сколько себя за винище это шампанейское ни корю, а никак не вспомню, кого же ещё девки у дверей царёвых видели! Вот ровно напрочь отшибло всю память…

– Да ладно вам!

– Нет, вот те крест, Никитушка, на работе боле не пью!

– Хорошо, проконтролируем.

– Вот, вот… оно и правильно, – строго подтвердила узница совести. – Потому как ряды наши милицейские особенно чисты быть обязаны, ибо…

– Бабуля, да что с вами сегодня?! – даже обеспокоился я. Яга – старушка сентиментальная, но подобные самобичевания для неё редкость. Однако на этот раз она и отвечать не стала, отвернулась, буркнув нечто неразборчивое, и я понял, что эта тема пока закрыта.

Вскоре заявился Фома Еремеев. Он провёл задушевное собеседование с нашими рэкетирами-хоккеистами и сведения принёс неутешительные. По его словам, оба капитана впали в глухую обиду, покаявшись перед нашим сотником как на духу. Мужички клялись и божились, что на самом-то деле всё было абсолютно не так. Дескать, ещё за день до игры их поочерёдно посетил Абрам Моисеевич с сугубо деловым визитом. О цели разговора долго догадываться не приходилось: каждому было предложено добровольно внести в фонд семьи Шмулинсон некое денежное пожертвование. В этом случае давалась пятидесятипроцентная гарантия победы в хоккейном матче. В случае проигрыша (ну мало ли чего не бывает) деньги возвращались безоговорочно! Афера проста, как мычание. При любом исходе игры прохиндеистый судья получал свой навар, не прикладывая к этому практически никаких усилий. И, что самое смешное, судил действительно честно! Шмулинсона сгубила роковая случайность: жена капитана ткачей приходилась троюродной сестрой золовке капитана кузнецов. Мужья поделились с жёнами, жёны друг с другом, и… постепенно все прозрели. Когда бодрый гробовщик увидел в окно смешанную делегацию, спешащую к нему за разъяснениями, он не стал дожидаться финала трагикомедии и сбежал. Как вы помните, под наше милицейское покровительство…

– Завтра же утром всех троих ко мне в отделение, – отсмеявшись, приказал я. Еремеев только хмыкнул:

– Уже сделано, Никита Иванович, а твои-то дела как?

Пришлось ещё раз повторить историю моего «профилактического» визита к настоятелю храма Ивана Воина.

– А чего ж он тебе руки под арест совал?

– Он второй день тайно наблюдает за нашими тренировками, думает, я вам какие-то секреты открываю. Вот эти секреты он и намеревался «украсть».

– Ну так не украл же пока?

– Это потому, что их и в помине нет. Но ты понимаешь, человек ведь искренне кается в своей слабости, но сам ничего с собой поделать не может. Вот отец Кондрат и упрашивал меня посадить его на недельку к нам в поруб на хлеб и воду для профилактики и «смирения духа ради»! Пришлось объяснять, что мы тут такие оригинальные епитимьи не накладываем. Обиделся…

– Надо же… – покачал головой Фома. – А бабуля ваша куда переезжать собирается?

– В терем к Гороху на пару дней как консультант-психолог, – не моргнув глазом соврал я.

– Угу… а Митяй куда удрал?

Ответить я не успел. В дверь постучали, и из сеней вывалился молодой, не слишком трезвый запорожец. Двое наших стрельцов поддерживали его под белы рученьки, а хлопец, приплясывая, честно пытался доложить:

– Па… пан есаул Дм… ит…ро Лыбенко просив казати, що… що не прийдет!

– И что же его так задержало? – ровно спросил я.

– А… це – горилка-а-а!!!

* * *

– Сгубили мальчонку, – похоронным голосом обобщила Яга, когда наши стрельцы пошли провожать гостя суверенной Украины на Гостиный двор. Фома увязался следом, проконтролировать, что и как (ну, в смысле, если наших начнут так же активно угощать, парни могут и не выдержать…). Вот чего-чего, а этого я от Чорного не ожидал. И в голову не могло прийти, что они начнут расследование с огульной пьянки. Хотя, возможно, это и не полковник начал…

– Ну, насколько я знаю нашего Митьку, нужную информацию он и в пьяном виде вытянет. Может, он сам их на это дело спровоцировал?

– Да хоть бы и сам! Знаем мы энтих казаков… Задурят парнишке голову – не токмо следствие, а и сотрудника ценного потеряем. Не-е, Никитушка, надо тебе завтра с утречка вертать взад сиротинушку нашего…

Я недоумённо поморщился: что-то мудрит бабуленька. Обычно Митяй от неё только подзатыльники взахлёб огребал, а тут нате вам – беспокоится…

– И не смотри на меня так, участковый! – то краснея, то бледнея, продолжала буйствовать Яга. – Рази ж я Митю нашего не берегла, не голубила? Али когда он тут голодным ходил, незаштопанным да недостиранным?!

– Я так понимаю, что превращения в щенка, в петуха и постоянные угрозы вкупе с трудовыми повинностями в счёт уже не идут?!

– Дык это ж от любви и заботы материнской! А так я ж за него, за кровиночку нашу милицейскую…

– Не темните.

– Кто – я?! По-хорошему говорю тебе, участковый, забери назад работничка нашего!

– Ага, вот это уже чуть ближе…

– Ну, хоть ближе, хоть дальше, а хоть и зад с передом местами поменяй, но слово моё верное! Справедливое потому как… – окончательно надулась Яга, в пылу спора раскрывая карты. – На дворе снегу намело, в сарае скотина некормленая, труба печная забилась, лёд в колодце кажный день долбать надо, дров нарубить, на базар за покупками сбегать, баньку истопить, да мало ли…

– Да уж, не мало… – безоговорочно согласился я.

– Мне вона к царю идтить, тебе – следствие производить, кто за хозяйством-то следить будет?! Стрельцы еремеевские тока на охрану хороши, а от дел домашних давно руки отвыкшие. Ох, грех на мне, старой, не ценила Митеньку нашего золотого, брильянтового-о-о…

– Ладно, давайте без слёз и завываний, как-нибудь сами справимся. Но скажите честно, у вас ведь есть какая-то личная причина не доверять запорожцам, да?

Сначала Яга отвернулась, потом, подумав, покосилась на меня и, сентиментально шмыгнув носом, признала:

– Есть, Никитушка… От взгляда твоего следственного, проницательного, ничего, видать, не скроешь. Была у меня одна история с есаулом молоденьким, что, на свою беду, задремал под сосной