зашифрованная с помощью тайнописи Посольского приказа, использовавшейся еще русским резидентом в Речи Посполитой В. М. Тяпкиным[2198]. Ввиду невозможности послать сеунч[2199], она была выслана Голицыным с запорожским казаком, которому князь велел «итти ночми шпигом до Самары до Новобогородицкого города»[2200]. Трудности в посылке сеунчей после боев в Черной и Зеленой долинах более подробно объяснял И. С. Мазепа: «подъезды неприятелские бусурманские, которые не толко ис-под знамен ханских все шляхи собою поосаживали, но и из Азова чанбулы их поганские, к самому Днепру подъезжая великое посланым в проезде учинили опаство»[2201]. Все вышеупомянутые сеунчи, таким образом, были высланы только 1 июня, из лагеря на р. Белозерке, когда татарские загоны отстали от войска и проезд стал относительно безопасен. Об этом свидетельствуют идентичные подписи на оригиналах всех четырех голицынских сеунчей: «дан из обозу с речки Белозерки июня в 1 день»[2202].

На основе полученных сеунчей (их содержание проанализировано в главе 4) в Разряде 14 июня была составлена официальная запись о сражениях с крымцами в мае 1689 г.[2203] Она в свою очередь послужила основой для рассылки грамот церковным и светским властям. 15 июня датирована царская грамота в Троице-Сергиеву лавру архимандриту Викентию и келарю старцу Прохору[2204]; 16 июня — в Саввино-Сторожевский монастырь настоятелю Селиверсту Черницкому, келарю Михаилу Макаревскому и казначею Геронтию Савицкому «с братиею»[2205]; 18 июня — царские послания воеводам в города[2206] и церковным иерархам[2207]. Наконец, составленное на основе сеунчей описание второго похода послужило источником для написания официальной похвальной грамоты В. В. Голицыну от 19 июня[2208].

Венцом мероприятий по прославлению второго Крымского похода стал торжественный молебен, состоявшийся 23 июля в Новодевичьем монастыре перед чудотворной иконой Богоматери Смоленской. В ходе богослужения Господа и Богородицу благодарили за одержанную русским воинством победу. На церемонии присутствовали «бояре и воеводы, ближней боярин… Василей Васильевич Голицын с товарищи, всех розрядов и полков, и бояр, и воевод ратные люди». После молебна царевна жаловала бояр и воевод винами, а «ротмистров, и столников, и порутчиков, и хорунжих, и иных московских чинов людей, которые в том монастыре были» — водкой[2209].

Распространение и презентация официального нарратива о Крымских походах всесторонне раскрывает ту модель взаимодействия власти и общества Московского царства, которая существовала накануне Петровских реформ и складывалась не одно десятилетие. Его содержание основывалось исключительно на одном источнике — текстах, которые формировались в недрах Разрядного шатра Большого полка и затем становились основой тех сообщений, которые распространялись через все имевшиеся под контролем власти каналы коммуникации: Церковь, органы воеводского управления, публичные оглашения указов служилым людям в Кремле и др. Безусловно, русское правительство ставило перед собой задачу внедрения этого нарратива и в западное общественное мнение. Здесь, по понятным причинам, использовались иные методы и другие каналы коммуникации.

Посольский приказ и распространение информации о Крымских походах за границей

С начала лета 1687 г. сообщения о первом Крымском походе, присланные из Москвы в европейские газеты, представляют собой своеобразную хронику боевых действий русских войск. Они подробно рассмотрены в работе А. П. Богданова[2210]. О практике посылки российских новостей за рубеж писали иностранные дипломаты. Так, в донесении шведского посланника Христофора Кохена от 23 сентября 1687 г. ливонскому генерал-губернатору сообщалось, что «здесь озабочены изданием за границей, на немецком и голландском языках, хвалебного описания похода, в котором будут изложены подробно причины безуспешного возвращения многочисленного царского войска»[2211].

Действительно, вскоре, при деятельном участии Посольского приказа и, по всей вероятности, лично В. В. Голицына, голландским резидентом в Москве Иоганном фан Келлером был подготовлен обнаруженный и опубликованный А. П. Богдановым текст под названием «Истинное и верное сказание о бывшем походе великих государей, их царского величества войск на крымских татар нынешнего 1687-го года». Достаточно краткий текст был адресован западноевропейским дворам и имел задачу донести до них несколько важных для Москвы тезисов. Во-первых, подчеркнуть весомость и равноправное участие России в антиосманской коалиции несмотря на наличие юридически обязывающего соглашения только с Речью Посполитой. Вопреки последнему факту, в сказании подчеркивалось, что великие государи «изволили… оборонительной и наступателной союз и соединение с цесарским величеством и королевским величеством польским и речью посполитую венецкою сотворити таким договором: да каждый от сих вышепомянутых союзников великих на страны и земли турского салтана и хана крымского как кому удобно с оружиими своими морем и сушею наступит». Отмечалось обязательство каждого союзника не заключать с султаном сепаратного мира. Сама война обосновывалась как борьба «противо мучителные власти Оттоманские порты, кои с татары крымскими в неколико сот лет пришедших несказанныя страшныя христианским различным странам учинили разорение и запустошение».

Во-вторых, вопреки полной неудаче первого Крымского похода следовало показать, что военные усилия в текущем году были значительными и принесли союзникам немалую пользу. С этой целью в сказании подчеркивалась мощь выступившей на завоевание Крыма русской армии (о переговорах с Селим-Гиреем и планах Москвы политического подчинения ханства, естественно, умалчивалось) и слабость хана, который, не дав боя, укрылся со своим войском за Перекопом и не смог в текущем году оказывать помощь султану походами в польские и венгерские земли (отчасти это было действительно так). В «сказании» старательно выстраивалась линия о тесной взаимосвязи военных действий России с действиями и успехами союзников. «Турок» без татарской помощи якобы теперь не мог «не токмо над християны под градом и в поле какие прибыточные поиски себе обрести», но и выставить достаточную армию, чтобы остановить «щасливое шествие победителных християнских оружей в Венгерской земле и в Мореи». В связи с этим создаваемый нарратив все же требовал хоть каких-то военных побед. За таковую был выдан максимально расплывчато описанный один из боев, по-видимому — на Овечьих Водах (сам топоним также не упоминался), в ходе которого якобы «побито» несколько тысяч татар и турок и взято 70 пленных.

Наконец, в-третьих, европейским политикам необходимо было объяснить неудачу похода. Здесь на первый план выходили два фактора: «нестерпимые» степные пожары, сделавшие невозможным дальнейшее продвижение войск, и «измена» гетмана «Самойлова», организовавшего эти пожары по сговору с крымцами. Именно поэтому сюжету о свержении Самойловича и избрании Мазепы было отведено в «сказании» немало места. Трактат завершался торжественным обещанием великих государей и впредь «оружия своя на помянутые неприятели общаго християнства употребляти» до тех пор, пока они не пойдут на мирные переговоры со всеми союзниками[2212].

Важна и еще одна деталь. В «сказании» декларировалось, что цель похода русской армии —