– Знаешь что? – шепнул мне Олег. – Я все-таки с тобой пойду. Если заработаю, заплатишь.

– Дидье, познакомься, – сказал я. – Это Олег. Он тебе понравится.

– Enchanté, monsieur! – воскликнул Дидье.

– Мсье, вы не возражаете против моего присутствия? – учтиво осведомился Олег. – А то мало ли, все-таки я психа к вам в бар привел.

– В «Леопольд» все психов приводят, – ответил Дидье. – А Дидье хорошего человека за пятьдесят метров замечает. И в сердце попадает с того же расстояния.

– По-моему, мы с вами столкуемся, – улыбнулся Олег, опираясь локтями о столешницу.

– Официант! Еще пива! – потребовал Дидье.

– Не спеши, – отмахнулся я. – Нам с Олегом пора.

– Лин, ты куда? – запротестовал Дидье. – С кем мне насладиться вкусом победы? Кто теперь со мной выпьет?

– Не волнуйся, очередной псих вот-вот появится, – сказал я, обнимая его за плечи.

Мы с Олегом поехали в Парель, к заброшенным хлопкопрядильным фабрикам. По сведениям, полученным от Туарега, наркобизнес Конкэннона располагался в промышленной зоне, где пустующие помещения сдавали в аренду.

Поговаривали, что по ночам среди корпусов бродят привидения. Здесь жили, работали и умирали два поколения работников, а потом фабрики закрылись. «Призраки – это умершие бедняки», – однажды сказал мне Джонни Сигар.

Я припарковал байк, и мы направились к рядам серых фабричных зданий.

– Как-то здесь пустынно, – заметил Олег.

– Тут по ночам всегда так, – сказал я. – Нам нужен четвертый корпус, ирландец там обосновался. Все, умолкни.

Мы крались вдоль ограды, увешанной рекламными плакатами, которые обещали чрезвычайно выгодные сделки с недвижимостью и предлагали всевозможные способы получения невероятных прибылей на финансовых рынках.

– Ого! – восторженно прошептал Олег. – Какой великолепный материал!

Я замер, ткнул его пальцем в грудь и переспросил:

– Великолепный материал?

– Ага.

– Ты что, журналист?

– Чертнет, – шепнул он.

– Чего?

– Это означает «черт, нет» по-русски, – объяснил Олег. – Как «черт, да», только наоборот.

– Нашел место для уроков русского языка! Так ты журналист или нет?

– Я не журналист, я писатель.

– Писатель?

– Ну да.

– Русский писатель? Издеваешься, да?

– Слушай, я писатель, – торопливо зашептал он. – По национальности русский. Получается, что я – русский писатель. Тебя это устраивает? Или отменим вылазку?

Я задумался. Может, лучше пойти в четвертый корпус одному, без русского писателя? Решение давалось с трудом – такова нелегкая писательская доля.

– Русский писатель, – вздохнул я.

– А тебе что, русские писатели не нравятся?

– А кому они нравятся?

– Ты серьезно? А как же Аксенов? Он всем нравится.

– Да пошел ты! – отмахнулся я.

– А Тургенев? Он смешно пишет.

– Ага. Почти как Гоголь.

– Строго говоря, Гоголь – не русский писатель, – хриплым шепотом уточнил Олег. – Он украинец. Великий украинский писатель.

– Заткнись!

– Погоди! – Олег схватил меня за руку. – Ты тоже писатель, что ли? С ума сойти! Надо же, два писателя отправились в поход за впечатлениями…

– Иди к черту!

– Ну а зачем еще в поход ходить?

Да, ситуация. С Олегом я смогу застать троих врасплох, потом поговорю с Конкэнноном, и, если повезет, мы уберемся восвояси. Конкэннону не поздоровится, да и мне, наверное, тоже. А без Олега мне в одиночку придется прирезать людей Конкэннона, что гораздо сложнее. Надо же, Олег – писатель. Русский писатель.

– А еще есть Лев Лунц[81], – прошептал Олег. – Я его обожаю…

– Да заткнись ты!

Я огляделся. На противоположной стороне широкого проезда виднелось железнодорожное полотно, а с нашей стороны стояли железные фабричные бараки, округлые, как погребальные курганы. Вокруг не было ни души, даже бродячие псы сюда не совались. В опасных местах всегда царит обманчивое спокойствие. Главное – не бояться. Мне было страшно. Я пытался вобрать в себя неверное спокойствие, потому что хотел поговорить с Конкэнноном без кровопролития, но сознавал, что надеяться на это бесполезно.

– Кстати, а почему ты меня с собой взял? – спросил Олег. – Почему не позвал Дидье или еще кого-нибудь из приятелей?

– Тебе это очень нужно знать?

– Конечно. Это же отличный материал!

– Понимаешь, друзья бы со мной пошли, но я бы за них волновался. А в случае чего за тебя я волноваться не буду, ясно?

– Ясно, – улыбнулся он. – Разумное объяснение. Я бы тоже твою жизнь купил, если б припекло.

– Я не жизнь твою купил, Достоевский, а твое время. В драке. Это тебе ясно?

– Ясно, ясно, – обрадованно кивнул он. – Хорошо, что мы с тобой это обсудили.

– А теперь еще кое-что обсудим, – шепнул я. – Если к моей подруге подкатишь, я тебя прирежу.

– У тебя подруга есть? – удивленно спросил Олег.

– А что такого?

– Ну…

– Предупреждаю, если попробуешь к ней со своими русскими писателями сунуться – прирежу.

– Да понял я, понял. У меня вообще память хорошая, – улыбнулся он.

Я никак не мог в нем разобраться – либо он был просто добрым, хорошим парнем, либо знал что-то, мне неведомое.

– Ты о чем? – недоуменно поморщился я.

– У тебя подруга есть? Правда, что ли?

– Повторяю, не лезь к ней со своими русскими заморочками.

– Говорю ж тебе, я запомнил. Не полезу. – Он усмехнулся еще шире.

– И чего ты вечно улыбаешься?

– Так здорово же! Сам подумай, мы с тобой, коллеги-писатели, вместе идем на стоящее дело. Представляешь, что об этом можно написать? Рассказ какой-нибудь. Может, потом вдвоем попробуем? У меня уже столько задумок…

– Да прекрати ты, наконец! Нам бы отсюда живыми выбраться. С ирландцем связываться опасно, так что гляди в оба.

– Да не волнуйся ты так! Двенадцать тысяч долларов – деньги приличные. Зададим жару ирландцу и его приятелям, а потом напьемся, – сказал он и побежал к четвертому корпусу.