— Я уверен, что местный профсоюз сталелитейщиков предоставит тебе работу.

В любом случае пришло время отправлять Гришу в ясли и устраиваться на работу, что требовалось от советских женщин.

— Я не хочу, чтобы меня ссылали в провинциальный город.

— И я тоже. Ты думаешь, это я вызвался туда ехать?

— Разве ты не видел, что дело идет к этому?

— Да, видел, я даже хотел перейти на другую работу, но потом мне показалось, что от путча отказались, а его только отложили. Естественно, заговорщики сделали все, чтобы я был в неведении.

Она бросила на него решительный взгляд.

— Надо думать, ты провел ночь, прощаясь со своей машинисткой.

— Ты же сказала, что тебе это безразлично.

— Ну хорошо, умник. Когда мы должны уезжать?

— В пятницу.

— Черт. — С рассерженным видом она начала складывать вещи.

В среду Димка разговаривал с дядей Володей о переезде.

— Дело не только в моей карьере, — сказал он. — Я все равно не член правительства. Я хочу доказать, что коммунизм может работать. Но для этого нужны перемены и реформы. А теперь, как мне кажется, мы покатимся назад.

— Мы вернем тебя в Москву, как только сможем, — заверил его Володя.

— Спасибо, — горячо поблагодарил его Димка. На помощь дяди всегда можно было рассчитывать.

— Ты заслуживаешь этого, — тепло проговорил Володя. — Ты умен и расторопен, и у нас нет избытка в таких людях. Жаль, что ты не в моей конторе.

— Я не создан для военной службы.

— Вот послушай. После того, что случилось, ты должен доказать свою преданность упорным трудом, и самое главное — не жалуйся и не просись послать тебя обратно в Москву. Если ты так продержишься пять лет, я начну добиваться твоего возвращения.

— Пять лет?

— Пока я не смогу начать. Менее чем на десять не рассчитывай. Вообще ни на что не рассчитывай. Неизвестно, как Брежнев будет справляться.

Через десять лет Советский Союз скатится к нищете и разрухе, подумал Димка. Но говорить об этом не было смысла. Володя представлял для него не лучший, а единственный шанс.

Димка снова встретился с Натальей в четверг. У нее была рассечена губа.

— Это работа Ника? — сердито спросил Димка.

— Я оступилась на лестнице и упала лицом вниз, — ответила она.

— Не верю.

— Нет, правда, — сказала она. Больше им никогда не увидеться на складе мебели.

В пятницу к Дому правительства подъехал грузовой ЗИЛ-130, и двое рабочих в спецовке начали отвозить на лифте вещи Димки и Нины.

Когда фургон был почти загружен, они устроили себе перерыв. Нина приготовила им бутерброды и чай. Зазвонил телефон, и вахтер снизу сообщил:

— Прибыл посыльный из Кремля, должен вручить лично.

— Пусть поднимается, — сказал Димка.

Двумя минутами позже в дверях появилась Наталья в норковом манто бледно-палевого цвета. С рассеченной губой она выглядела как низвергнутая богиня.

Димка непонимающе уставился на нее. Потом он взглянул на Нину.

Она поймала его виноватый взгляд и метнула злобный взгляд на Наталью. Димка подумал, что сейчас две женщины набросятся друг на друга. Он приготовился вмешаться.

Нина скрестила руки на груди.

— Это и есть твоя машинисточка, Димка? — спросила она.

Что он мог ответить? Да? Нет? Она моя любовница?

Наталья держала себя вызывающе.

— Я не машинисточка, — возмутилась она.

— Не суетись, — сказала Нина. — Я точно знаю, кто ты.

Как не знать, если она спала с толстым старым маршалом, чтобы получить дачу, подумал Димка, но ничего не сказал.

У Натальи появилось высокомерие во взгляде. Она передала Димке конверт, по виду предназначенный для официальных корреспонденций.

Димка вскрыл его. Письмо было от Алексея Косыгина, экономиста, известного своими реформаторскими взглядами. Несмотря на свои радикальные идеи, он пользовался большим влиянием. В правительстве Брежнева он был назначен председателем Совета Министров.

У Димки подпрыгнуло сердце. Ему предлагали работу помощника у Косыгина — здесь в Москве.

— Как тебе это удалось? — спросил он Наталью.

— Длинная история.

— Ну, спасибо.

Он хотел обнять и поцеловать ее, но сдержался. Повернувшись к Нине, он сказал:

— Я спасен. Я могу остаться в Москве. Наталья устроила меня на работу у Косыгина.

Две женщины смотрели друг на друга ненавидящим взглядом. Никто не знал, что сказать.

После длинной паузы один из грузчиков произнес:

— Значит, нам разгружать вещи?

* * *

Рейсом «Аэрофлота» Таня отправилась в Сибирь. По пути в Иркутск комфортабельный реактивный Ту-104 сделал посадку в Омске. Ночной полет длился восемь часов, и все это время она дремала.

Официально у нее было задание ТАСС. Неофициально она собиралась разыскать Василия.

Две недели до этого Даниил Антонов подошел к ее столу и потихоньку отдал ей машинописный текст «Во власти стужи».

— «Новый мир» все-таки не может напечатать это, — сказал он. — Брежнев запретил. Ортодоксия — нынешний лозунг.

Таня убрала листы в ящик стола. Она разочаровалась, но была наполовину к этому готова.

— Ты помнишь статьи, которые я написала три года назад о жизни в Сибири? — спросила она.

— Конечно, — ответил он. — Это была одна из наиболее популярных серий, подготовленных нами. Она вызвала волну заявлений от семей, желающих поехать туда.

— Может быть, мне написать продолжение? Поговорить с теми же людьми, расспросить их, как у них складывается жизнь. Взять интервью у новых поселенцев.

— Прекрасная мысль. — Даниил понизил голос. — Ты знаешь, где он?

Значит, он догадался. И неудивительно.

— Нет, — сказала она. — Но я могу выяснить.

Таня все еще жила в Доме правительства. Она с матерью переселилась в большую квартиру дедушки этажом выше после смерти Катерины, чтобы они могли ухаживать за дедом Григорием. Он утверждал, что за ним не нужен никакой уход: он готовил и убирался, когда они с братом Львом жили в одной комнате в санкт-петербургских трущобах и работали на заводе, с гордостью говорил он. На самом деле ему сейчас было семьдесят шесть лет, и он не готовил и не подметал пол со времени революции. В тот вечер Таня спустилась на лифте и постучала в дверь своего брата.

Открыла ей Нина.

— А, — грубо сказала она и ушла вглубь квартиры, оставив дверь открытой. Они с Таней никогда не ладили.