в период руководства Роатта СИМ пересмотрела свою политику по отношению к Германии. До этого, несмотря на внешнюю дружественность режимов, она активно вела оперативную работу по Третьему рейху. Действовавшие там разветвленные агентурные сети СИМ в значительной степени состояли из местных евреев, поэтому вскоре почти все они оказались уничтоженными вне зависимости от расшифровки их работы на Италию. Итальянцы рассматривали Германию как объект оперативного изучения и обменивались добытой по ней информацией в первую очередь с Францией, а также с Австрией и Венгрией. Однако после прихода к руководству абвером Канариса спецслужбы будущих союзников по Антикоминтерновскому пакту сумели найти общий язык и организовали регулярный обмен добытыми материалами по сопредельным и более отдаленным государствам.

Летом 1936 года Роатта был назначен командиром спешно сформированного для действий в Испании “добровольческого” экспедиционного корпуса, но до сентября он параллельно продолжал возглавлять СИМ. Гражданская война стала обширным полигоном для разведки и весьма способствовала приобретению итальянцами опыта в диверсионной и террористической деятельности. Фашистское правительство увлеклось проведением острых акций не только на испанской, но и на французской территории. Централизованное руководство этим направлением было возложено на туринскую точку СИМ. Кроме того, внутри военной разведки появилась не значившаяся в официальной структуре специальная служба. Факт существования этого подразделения долгое время отрицался, поскольку оно предназначалось для проведения особо деликатных “черных” операций, в том числе направленных против оппозиции внутри страны и за ее пределами. Легальные отделы СИМ ведали изучением состояния вооруженных сил противника, информационно-аналитической работой, контрразведкой, финансами, шифровальной работой, перехватом сообщений и диверсионными операциями. После ухода Роатта разведкой руководил Паоло Анджои (октябрь 1936 — июнь 1937), а затем Донато Трипиччоне (июль 1937 — август 1939), якобы безуспешно пытавшийся умерить агрессивность подчиненной службы. Однако большинство исследователей считают его реформы “косметическими”, указывая, в частности, на сохранение одиозного Санто Эмануэле на влиятельном посту начальника контрразведки. Более того, именно по указанию Трипиччоне область действий внутриполитической секции разведки была распространена за границу, на европейские города со значительной итальянской диаспорой. Ее автономные резидентуры открылись в Базеле, Барселоне, Брюсселе, Вене, Женеве, Лионе, Монако и Париже, в котором располагался центральный комитет коммунистической партии Италии. Фактическая власть Трипиччоне над разведкой была довольно ограничена, поскольку формально ушедший из нее Роатта фактически руководил операциями СИМ не только в течение всего периода испанской войны, но и позднее, уже в должноста начальника генерального штаба.

Как уже указывалось, загранточка ИНО существовала в Италии с 1924 года и работала в довольно благоприятных условиях, в особенности после подписания советско-итальянского договора, в то время являвшегося единственным межгосударственным актом Советского Союза. В названии этого заключенного с откровенно агрессивным фашистским государством пакта присутствовали слова “о дружбе”. В 1933 году резидентуру возглавил П. М. Журавлев (“Макар”). Основная работа проводилась по политической (ПР) и научно-технической (НТР) линиям разведки, причем последнюю с 1936 года осуществляла открытая для этой цели в Милане точка, сотрудники которой специализировались на добывании информации в областях химии, радиотехники, авиации и военного кораблестроения. Дипломатическая разведка, как именовалась тогда линия ПР, достигла основных успехов на германском и польском направлениях. Кроме того, на протяжении семи лет с небольшими перерывами проводилась операция “Почтальон” по перехвату переписки посла Японии в Риме. Приобретение источников в министерстве иностранных дел Италии, военном министерстве, фашистской партии, разведке и министерстве внутренних дел стало приоритетной задачей резидентуры лишь с 1937 года. Чтобы избежать дипломатических осложнений, вербовки в дружественной тогда Италии производились в основном под чужим флагом.

П. М. Журавлев

Одним из направлений разведывательной работы ИНО в Италии являлась разработка Ватикана и расположенных там учреждений. Осуществить это было достаточно трудно, поскольку в окружении Святейшего престола практически отсутствовали русские эмигранты и абсолютно не было коммунистов, что весьма затрудняло создание там агентурного аппарата. И хотя первый из известных агентов ИНО в Ватикане все же имел российское происхождение, его вербовка была произведена исключительно на материальной основе. Родившийся в 1899 году Александр Дубнер работал в Комиссии по России в подчинении кардинала Мишеля д’Эрбиньи на должности комиссара и являлся горячим приверженцем идеи “русификации” католицизма для обеспечения его успешного продвижения в СССР. Он наивно попытался найти сторонников этой теории в Варшаве, однако наткнулся на враждебность и непонимание. Польское руководство отнюдь не стремилось к религиозной общности с традиционным соперником, поэтому результатом переговоров на эту тему стало лишь повышенное внимание к Дубнеру со стороны местной контрразведки. Кроме того, комиссар по России попал в поле зрения ИНО ОГПУ, выяснившего, что католический чиновник не был абсолютно неизвестен в СССР. Вскоре после революции его отца арестовали и отправили отбывать наказание, но в Москве остались француженка-мать Дубнера и его проживавшая в Кремле тетка, невестка видной германской коммунистки Клары Цеткин. Сам молодой Цеткин в это время не хранил супружескую верность и регулярно общался с немкой, предположительно агентом германской разведки. Все эти факты были достаточны для постановки Дубнера на спецучет. Поляки также оказались осведомлены о его родственных связях и отказались выдать ему въездную визу, в результате чего эмиссару Ватикана в 1932 году пришлось возвратиться в Рим. Почти сразу же после этого в Комиссии по России обнаружилась пропажа ряда дипломатических и иных документов, и хотя Дубнера никто не обвинял в этом, он без предупреждения исчез из Ватикана. Естественно, на него немедленно пали все подозрения в шпионаже на СССР, получившие огласку вплоть до публикации в газетах. В действительности же он уехал в Берлин к своему наставнику отцу Эдуарду Герхма-ну, бывшему руководителю неудачной апостольской миссии в России и бывшему советнику нунция в Берлине по советским делам. Немецкий священник весьма удивился неожиданному приезду ученика, заявившего, что прибыл посоветоваться о проблемах своей личной жизни, возникших в ходе неудачной поездки в Польшу. В период краткого пребывания там 33-летний Дубнер познакомился с юной девушкой, на которой вознамерился жениться вопреки данному им обету безбрачия. Естественно, что Герхману нечего было сказать ему по этому поводу, и беглец просто остался жить в Берлине. Но после поджога рейхстага в феврале 1933 года нацисты провели широкие аресты, и решившего покинуть страну Дубнера арестовали на австрийской границе. После двух месяцев пребывания в тюрьме его выпустили и выслали в Ватикан.

Позиция Святейшего престола в этой истории выглядела не лучшим образом. Пресс-служба папы распространила не выдерживающие даже поверхностной проверки утверждения о незначительности пропавших документов и о временном и второстепенном характере работы Дубнера. В конце концов в июле 1933 года бывший сотрудник Комиссии по России вернулся в Рим, откуда по приказу