Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вся эта история не оставляет сомнений в агентурном характере взаимоотношений Дубнера с советской разведкой, но к осени 1933 года он явно не имел уже никаких разведывательных позиций, способных заинтересовать ее. Совершенно очевидно также, что он не был причастен и к пропаже документов Комиссии по России. В резидентуре ИНО, судя по всему, не особенно огорчились по поводу расшифровки своего источника. Впоследствии он ненадолго осел в Париже, а потом переехал в Прагу, где в период Второй мировой войны работал переводчиком с немецкого для организации принудительного труда вывезенных из СССР рабочих. Весьма вероятно, что одновременно Дубнер работал и на гестапо. После освобождения Праги он был арестован советскими властями, дальнейшая судьба его неизвестна.
С 1932 резидентура ИНО располагала в Комиссии по России еще одним агентом. Им был архивист монсиньор Эдуард Преттнер-Сиппико, в 1948 году уволенный со службы за незаконные финансовые операции. Судя по всему, он был не внедрен в Комиссию, а завербован после расшифровки Дубнера.
М. М. Аксельрод
Более результативной оказалась работа точки ИНО в Риме по итальянскому направлению. Продолжалась работа с источником “Дункан”, но ввиду особой важности этой связи резидент Журавлев настоял на ее передаче в ведение нелегалов. Специально для этой цели в сентябре 1934 года в Рим был направлен еще один из “великих нелегалов”, Моисей Маркович Аксельрод (“Ост”). Этот уроженец Смоленска до 1922 года пребывал в рядах сионистской партии “Поалей Цион”, затем вступил в ВКП(б), а с 1925 года был зачислен в ИНО ОГПУ. Он владел арабским, английским, французским, немецким и итальянскими языками и практически идеально подходил на роль руководителя созданной в Риме нелегальной резидентуры. Точка была крайне компактной и состояла из самого резидента и его помощника и связника, которым являлась работавшая ранее с Игнатием Рейссом (Порецким) нелегал Гертруда Шильдбах (Нойгенбауэр, “Ли”). Принятие Аксельродом в январе 1935 года на связь Константини значительно улучшило работу с агентом. Достаточно сказать, что впервые за все 15 лет у “Дункана” появился руководитель, владевший английским языком и способный самостоятельно оценивать добытые из британского посольства документы. Вначале “Ост”, легализовавшийся по документам на имя Фридриха Кайля, проводил в неделю от двух до трех встреч с Константини. Сотрудничество развивалось абсолютно гладко до произошедшего в феврале 1936 года случая. Один из предоставленных “Дунканом” материалов был опубликован в “Жиорнале д’Италия”, что крайне насторожило резидента и обоснованно заставило его заподозрить источника в работе на СИМ.
Гертруда Шильдбах
Аксельрод предположил, что Константани постоянно обслуживает итальянскую разведку, а на СССР подрабатывает втайне от своего начальства. После беседы агент признался, что действительно несколько раз передавал добытые в посольстве материалы местным спецслужбам, однако уклонился от ответа на вопрос, насколько глубоким и систематическим являлось это сотрудничество. Тогда же он сообщил, что уволился из посольства, но продолжал добывать материалы через своего работающего там же брата Секондо (“Дадли”). Несмотря на существовавшую опасность расшифровки нелегальной резидентуры, после всесторонней оценки ситуации работу с “Дунканом” было все же решено продолжить. Решение оказалось абсолютно верным, источник и в дальнейшем продолжал поставлять огромный объем сведений, а итальянская контрразведка так и не сумела установить факт сотрудничества Константани с СССР. Только в 1936 году он добыл 1239 информационных материалов, из них 473 телеграммы, однако профессиональная работа Аксельрода и московского Центра позволила сохранить этот канал в тайне. Опасность пришла с другой стороны.
Одной из наиболее угрожающих ситуаций в разведке является предательство оперативного работника, располагающего данными об агентурном аппарате, каналах связи и финансирования нелегалов и другими совершенно секретными сведениями. Локализовать его последствия затруднительно, они затрагивают весьма широкий круг людей и операций и в лучшем случае приводят к прекращению агентурной разведки в регионе. Так случилось и с “Дунканом”. Перебежавший в 1937 году в Швейцарии к противнику Рейсс без малейших колебаний “засветил” всех известных ему агентов и нелегалов, в том числе Шильдбах. Стало известно, что женщину разыскивают по всей Европе контрразведки нескольких государств, поэтому и сама нелегальная резидентура, и “Дункан” оказались перед реальной угрозой расшифровки. Аксельрод бросил все имущество и срочно бежал в Москву, причем, как показали дальнейшие события, весьма своевременно. Когда помощник “легального” резидента Марков попытался забрать оставленные “Остом” вещи, он попал на квартире в засаду и, несмотря на дипломатический паспорт, три недели пробыл под арестом. После этого из соображений безопасности пришлось срочно законсервировать даже “легальную” резидентуру. Все ее операции были свернуты вплоть до прибытия в 1939 году нового резидента Д. Г. Федичкина, при котором работа с агентами, в том числе с “Дунканом”, возобновилась и продолжилась вплоть до начала Второй мировой войны.
Практически сразу же после 1 сентября Константани исчез и объявился вновь лишь в 1944 году, когда после занятия Рима союзными войсками там открылась советская миссия. “Дункан” явился к резиденту Н. М. Горшкову и сообщил, что уезжал из страны, а также признался, что все время работал на СИМ за месячный оклад в 4 тысячи лир, однако уверял, что самые важные материалы поставлял исключительно своим советским руководителям. Бывший источник утверждал, что пришел в посольство исключительно из-за захвата англичанами архивов итальянских спецслужб, повлекшего расшифровку его деятельности против британского посольства. Резидент расценил визит как провокационный, но все же распорядился выдать Константани некоторую сумму денег. Итальянец поблагодарил его и исчез на пять лет, после чего появился в посольстве вновь. Он заявил, что за информацию о предвоенном сотрудничестве с советской разведкой СИС предлагает ему 500 тысяч