Вдруг Стеньку осенило — купец Родионов не мог этого сделать. Ведь треклятый Рудаков всего дня три как исчез. И Сопля прекрасно это знает!

Так, может, он знает еще, куда и Нечай подевался?

Эта парочка, берущий в долг без отдачи приказчик и простодушный детина Нечай, казалась Стеньке все более подозрительной. Каждый из них сам по себе еще был бы вполне понятен: приказчику положено быть хитрым, детине из муромских лесов положено быть простодушным. Но то, что они вместе, попахивало каким-то причудливым надувательством, да еще деревянная грамота тут же прицепилась…

Но стоять посреди улицы и ждать вчерашнего дня Стенька долго не мог — не так был устроен. Томила сбежал — и леший с ним! Но ведь можно высмотреть с берега, куда отправилась невиданного роста девка. Коли пошла к реке, так не цветочки ж на берегу собирать. Река вся была перекрещена тропками и тропочками, к Масленице они были уже вовсю утоптаны, соединяя Белый город, Китай-город и Земляной город с Замоскворечьем. Девка, скорее всего, уже спустилась на лед и бежит по своим загадочным делам, уступая дорогу несущимся по самой середке саням.

Стенька оказался прав — там он ее и углядел, хотя народу на реке было немало. Держа в голове рыжий меховой ободок девичьей шапки, он обвел соколиным взором сразу все пространство и похвалил себя за догадливость — девка спешила в сторону Кремля. Сколько мог, он сопровождал ее по берегу, издали и сверху следя за шапкой. Затем же отважился спуститься на лед.

Со стороны реки к кремлевской стене лепились домишки, а никаких ворот от Водовзводной до Беклемишевской башни не было, да и на что они там? Если только девку не гнала нужда в один из тех домишек, то на отрезке пути между этими двумя башнями ей деваться было некуда и, не зная о погоне, она бы позволила себя нагнать.

Земский ярыжка рассчитал верно — лишь миновав Кремль, девка собралась на берег. Но тут уж он был достаточно близко и не давал ей слишком от себя отрываться.

К немалому удивлению Стеньки, девка вошла туда, где он сам недавно побывал, — на калашниковский склад, что в Гостином дворе. Вошла уверенно, словно бы собралась навестить кого-то из родни. Стенька подождал — она там не задержалась, вышла со свертком под мышкой и направилась дальше. Путь ее лежал к Варварскому крестцу, где собирались всякого рода ворожейки, травознайки, корневщицы, вели мелкий торг своим загадочным товаром и передавали новости. Стенька решил было, что девка нуждается в приворотном зелье — иначе кто же ее, такую здоровенную, посватает? — но она равнодушно миновала старух и вошла в Варваринскую церковь. Побыв там немного, оттуда девка вышла уже без своего свертка. Тут судьба сжалилась над Стенькой — девка повстречала какую-то знакомицу и остановилась для беседы. Остановился и Стенька.

Слушать бабьи пересуды ему было недосуг, и он, по ярыжской своей привычке, хозяйским взором оглядывал торг на Варварском крестце. Потому и увидел, что из церкви появилась нарядная баба, круглолицая и дородная, в дорогой шубе, крытой персидским алтабасом, где всяких цветов было понамешано, и лазоревого, и рудо-желтого, и каких-то, вовсе названия не имеющих. Удивительно было, что баба, несоответственно своему дородству, суетилась и торопилась, как будто хотела поскорее улизнуть и скрыться хоть в какой каморке.

Под мышкой у нее был сверток, и теперь только Стенька оценил его подлинную величину. Когда несла рослая девка, он казался не так уж велик. Когда взяла баба обыкновенного роста, то и обнаружилось, что в длину он поболее аршина, а толст, как Стенькина ляжка.

Вооруженная этим чудовищным имуществом баба вела себя так, словно сверток у кого-то стянула. Она озиралась и метала по сторонам испуганные взгляды, спеша по утоптанному снегу. Однако имущество не было украдено — тут же стояла высокая девка и видела, что ее сверток уносят, но шума не поднимала.

Понадеявшись, что девка, увлеченная беседой, еще некоторое время пробудет у церкви, Стенька пустился за новой хозяйкой свертка.

Баба в нарядной шубе быстро, насколько позволяло дородство, пошла к Варварским воротам и там почти забежала в некий двор. Возможно, там ее ждали. Не успел Стенька задуматься, как же теперь быть, как она вышла уже с пустыми руками и пошла неторопливо, переводя дух с заметным облегчением. Путь она держала вдоль Китайской стены, возможно, к Троицким воротам.

Стенька уже вошел в то любезное его душе состояние погони, когда мысли рождаются прекрасные и стремительные, живешь взахлеб, летишь, не касаясь ногами грешной земли!

Он подошел к той калитке при воротах, куда забежала нарядная баба, и трижды стукнул.

— Кто таков? — спросил незримый сторож.

— Земского приказа ярыга! Отворяй!

Калитку чуть приоткрыли.

— Чего надобно?

— Вора мы изловили, — сказал Стенька, — у богатой женки с шубы позолоченные пуговицы срезал. Подобрался на карачках да и успел. Люди сказывали, женка ушла по Варварке да сюда вошла. Хозяйка здешняя, что ли? Так пусть бы пришла с кем-нибудь в приказ забрать свое имущество. Да и нам за труды…

— Нет, наша хозяйка дома сидит, — отвечал сильно удивленный таким бескорыстием Земского приказа сторож.

— Но ведь к вам вошла!

— Вошла да и вышла. Знаю, о ком это ты!

— А знаешь, так скажи, где искать.

— Она к нашей-то ненадолго забежала, спешила сильно. А искать ее на Ильинке. Она у гостиной сотни купца Белянина в мамках служит.

— Богато же Белянин мамок водит! — воскликнул Стенька.

— С хозяйкина плеча шуба-то, — объяснил сторож и закрыл калитку.

Белянина Стенька помнил еще по летней облаве на скоморохов. И того только ему недоставало, чтобы в деле о деревянной книжице и этот достойный муж был замешан. Постояв мгновения полтора, Стенька решил, что блуждающий сверток может не иметь к делу ни малейшего отношения. Говорят же умные люди — скачет баба и задом и передом, а дело идет своим чередом. Иная дура и при пожаре первым делом не что дельное, а наряды свои выносит. Так что, может статься, замешанная в похищении мертвого тела девка той же породы, и воровские ее заботы не мешают ей заниматься еще каким-то бабьим промыслом.

Он поспешил обратно к Варварскому крестцу и нос к носу столкнулся с рослой девкой.

Она, словно исполнила некое важное дело, шла спокойно, и на лице читалось облегчение, как у той купеческой мамки. Даже улыбка вдруг появилась — хорошая улыбка, словно вспомнилось нечто милое.

Пропустив девку, Стенька сделал еще несколько шагов, развернулся и пошел за ней. Очень ему хотелось понять, кто такова и куда направится дальше.

А направилась она туда, где и сам Стенька должен был бы сейчас находиться — в торговые ряды. Там она сперва дошла до Образного ряда, достала из-за пазухи иконку и, пройдя вдоль рундуков, нашла человека, у которого смогла выменять нужный ей образок, и за услугу кое-что приплатила.

Розыскная лихорадка погнала Стеньку к тому рундуку, хотя, казалось бы, образа к деревянной книжице уж вовсе никакого отношения не имеют. Иконовладельцы ими не торговали — грешно! — а менялись и, разумеется, мало кто из них от добавочной полушки отказывался, не говоря уж о денежке. Так Стенька узнал, что девка выменяла образ преподобной Марии Египетской на образ Егория Победоносца. И ничего ему это не сообщило кроме того разве, что Мария Египетская девке более не нужна, а Егорий зачем-то понадобился.