Орган мычал и рыдал. Старуха Лилиенталь взялась заткнуть его «Закатом прекрасного дня»[101], той же песней, что она пела на похоронах моей мамы, здесь же, двадцать лет назад, и сегодня пела она так же паршиво-фальшиво, только медленнее. Много часов. Если она протянет еще двадцать лет со своими панихидами и будет так же замедляться, покойников придется бальзамировать по ходу отпевания.

Орган грянул снова. Кто-то что-то цитировал из какого-то сборника стихов. Лилиенталь, не меньше супруги рвавшийся поучаствовать в шоу, зачитал список ребят, которые по тем или иным причинам не смогли явиться и вместо себя прислали цветочки.

— Лили Гилхрест, — нараспев читал он, — сердцем она с нами в этот день. Мистер и миссис Эдвард Ар Соренсен… сердцами они с нами в этот день. — Ля-да-ди-ля-ди-ля-да. Нда… Между ним, его супругой и этим мычащим органом уж много лет шло жестокое состязание: кто сумеет вытянуть подлиннее хвост своего кота. Потом встал старикан Томз и завел свой бубнеж. Я подумал: забавно, что именно Джоби уготованы такие нудные проводы… парню, который за минуту мог натараторить больше слов, чем вся эта троица, вместе взятая, — за день.

Меня потянуло в сон.

Вышел брат Уокер; в своей рубашке с короткими рукавами он был похож на тренера в перерыве. Открыл Библию, ощетинившуюся закладками, как дикобраз, и с трамплина Джобиной кончины предпринял прыжок к звездам. Меня он потерял где-то на заходе в пике.

Вив растрясла мой сон. Мы поднимались из кресел и гуськом шаркали через просвет в занавесе. Неродные уже полюбовались, ждали на улице, пришел наш черед. Шествуя мимо, я заглянул. Бог мой. Не так уж плохо выглядишь. Утопленники, которых я прежде видал, все как один были разбухшие. Наверно, ты просто не успел. Но факт есть факт: ты, маленький гадкий лягушонок, выглядишь сейчас чертовски лучше, чем обычно. Они подкрасили тебе физиономию какой-то фигней, которая малость законопатила шрамы, так что в фас ты уже не очень похож на сырой бифштекс. И черный галстук. Ты бы изумился. О да. О да. Тому, каким сногсшибательным красавчиком тебя можно сделать.

— Хэнк… Хэнк, пожалуйста…

Одно «но». Черт, зря они решили сделать тебя таким охеренно постным и печальным, потому что у них получилось, блин.

— Пошли, остальные ждут… Ты чего творишь?

Тебе нужна улыбочка, парень. Дурашливая такая. Ты слишком серьезно это все принимаешь. Забыл уж, что сам говорил про улыбку? Вот. Носи на здоровье и держись, я только…

— Хэнк! Господи, не трогай…

Орланд схватил меня за запястье и оттащил.

— Это все музыка, и прочее дерьмо, — говорю я ему. — Приморило в край.

— Пошли на улицу, — прошептала Вив. Я последовал за ней.

Моя возня с брезентом себя оправдала: тучи сгустились. Я видел, как в конце улицы уже накрапывал дождик. Он тоже был приглашен на церемонию, но припозднился; и теперь спешил, чтоб хоть на погребение точно поспеть. Мужчины утопили головы в плечах, а женщины прикрыли прически цветистыми похоронными программками и метались заполошно, что куры под навес. Когда мы поспешали к джипу, казалось, ливанет в любой момент, но не ливануло. Так, накапывало себе, пока процессия шла по городу; едва-едва; сдерживалось, будто ждало…)

Мозгляк Стоукс ждет, пока не пройдет вся процессия. Желает убедиться в том, что доктор на кладбище — и Хэнк тоже. Для старика-то путь неблизкий, от «Коряги» до клиники — для старого больного человека — и он не желает риска, не желает, совершив столь изнурительную экспедицию, получить от ворот поворот от какого-то сопляка-докторишки, которому так велели. Долгий путь. К тому же под дождем, — ворчит он, застегивая на тощей шее воротник длинного черного плаща. Под дождем, на холоде, и при моих-то слабых легких… О, на какие только жертвы не пойдет истинный христианин ради старого друга!

(А на кладбище дождь всерьез взялся за свое мокрое дело и размыл толпу до примерно трети от того, что было у Лилиенталя. Мы сгрудились вокруг ямы. Джоби хоронили рядом с его папашей, или, вернее, рядом с тем от его папаши, что удалось наскрести в хижине, где он сгинул. Для обоих — оскорбление достаточное, чтоб они все поле перепахали, в гробах ворочаясь. Почти что смешно. Если тот Судный день, с которым так носился Джо, все-таки настанет, подумал я, и эти двое вознесутся над кладбищем и обнаружат, что лежали так близко, — то-то пух да перья полетят, умри все живое! Джо всегда старался держаться как можно дальше от папаши, даже лицо перекроил, чтоб не походить на Бена Стэмпера; хуже не было для него напасти, чем вырасти в папочку, с тем же «безупречно-безнадежным таблом», как Джо его называл. Мне снова подумалось о том, как Лилиенталь починил мертвую физиономию Джо — зашпаклевал шрамы, разгладил ухмылку утюгом, — и мне захотелось открыть гроб и исправить-похерить все труды гробовщика. Смерть какая блажь, аж кулаки стиснул так, что всего заколотило; я весь напрягся, как трансформатор. И не затем, чтоб удержаться, а потому, что знал: не сделаю я этого. И я лишь стоял. Смотрел, как они налаживают перекладины, как опускают гроб — и все это время хрустел кулаками. Трясся и мечтал, чтоб они поскорее закидали землей этот ящик, чтоб он скрылся из виду. И лишь стоял.

Едва Джо похоронили, я взял Вив за руку и пошагал к выходу. Когда подошли к джипу, услышал чей-то вопль:

— Хэнк! Хэнки! — Флойд Ивенрайт; орал и махал мне из окна своего здоровенного «понтиака». — Залезай к нам со своей дамой. У нас тут полно места. Нечего тебе трястись до города в этом припадочном дырявом джипе. Энди его заберет, а ты прыгай в приличную машину… — Ивенрайт одарил меня зубастым оскалом старого одноклассника — и ждал. Это было открытое приглашение зарыть топор войны, и все персонажи прекрасно это понимали. Но мне почудилось некое глумление за его улыбкой. Он будто бы лыбился с тем смыслом, что, конечно, с неделю назад, старина Хэнк, я пытался угробить твою лесопилку и пустить все твои летние труды в свободное плаванье по реке. Но давай обратно дружиться… — Что скажешь, друг?

Я посмотрел на Вив, на Энди, стоявшего в толпе вокруг машины Большого Лу. Все ждали моего решения; и все мы понимали, что Флойд и его клика приложили весомую лапу к прессу на нас, который, как ни крути, и придавил Джоби. Я пытался на что-нибудь решиться, но на ум только и шло — Я устал, устал быть злодеем…

— Сейчас приду, Флойд, — проорал я в ответ и схватил Вив за руку. — Оки-доки, Энди? Просто брось его где-нибудь на Главной, джип этот. — Флойд открыл для нас дверцу и даже придержал; мы забрались в машину.

Большую часть пути все молчали. Уже на самом подъезде к городу Флойд полюбопытствовал, почему бы мне не зайти в «Корягу», не пропустить кварту-другую пивка? Я ответил, что Вив надо в новый дом Джо, побыть с Джен, а он сказал: отлично, мы ее подбросим, а что потом? Я сказал ему, что мне самому нужно в больницу, старика проведать, а потом подумаю. — Хорошо. Так и сделаем. Я высажу Вив, а оттуда свернем на Неканикум и подкинем тебя прямо до клиники. А потом подумай. О'кей?