496

О многообразии познания. Ощущать отношение чего-либо ко многому «другому» (или такое же отношение целого вида) – значит ли это «познать» это «другое»? Данный способ знать и познавать сам уже относится к условиям существования; при этом опрометчиво было бы заключать, что невозможны никакие другие роды интеллекта (для нас самих), кроме того, который способствует нашему сохранению, – это фактическое условие, быть может, только случайно, а отнюдь не необходимо. Наш познавательный аппарат устроен не в целях «познания».

497

Наиболее твердо укоренившиеся априорные «истины» в моих глазах суть только предварительные допущения, например закон причинности или очень крепко усвоенные привычки веры, пустившие такие прочные корни, что не верить в них значило бы обречь род на гибель. Но разве в силу этого они могут считаться истинами? Какой вывод! Как будто истина доказывается тем, что человек сохраняется!

498

В какой мере и наш интеллект также является следствием условий существования – мы не имели бы его, если бы он не был нам необходим; и будь он нам нужен не таким – если вообще допустить, что мы могли бы жить иначе, – он был бы не таким.

499

«Мыслить» в примитивном состоянии (доорганическом) – значит отстаивать известные формы, как у кристалла. Самое существенное в нашем мышлении – это включение нового материала в старые схемы (прокрустово ложе), уравнивание нового.

500

Чувственные восприятия проецируются «наружу»: «внутри» и «снаружи» – тут повелевает тело?

Та самая уравнивающая и вносящая порядок сила, которая действует в идиоплазме[330], действует также и при усвоении нами внешнего мира: наши чувственные восприятия являются уже результатом этого уподобления и приравнивания по отношению ко всему прошлому в нас; восприятия не следуют непосредственно за «впечатлением».

501

Все формы мышления, суждения, восприятия, как процессы сравнивания, имеют предпосылкой процесс «принятия за равное» и, еще раньше, уравнивания. «Уравнивание» – это то же самое, что усвоение приобретенной материи у амебы. «Воспоминание» возникает позднее, поскольку уравнивающее влечение является здесь уже укрощенным, тут различие также сохраняется.

Запоминание как распределение по рубрикам и размещение, активен – кто?

502

В отношении «памяти» нам следует переучиться: здесь кроется наиболее сильное искушение допустить существование «души», которая вне времени репродуцирует, вновь познает и т. д. Но пережитое продолжает жить «в памяти»; против того, что оно «появляется», я ничего не могу поделать, воля тут ни при чем, как и в появлении каждой мысли.

Случается нечто, что я сознаю; затем появляется нечто сходное – кто его вызывает? Кто его будит?

503

Весь познавательный аппарат есть абстрагирующий и упрощающий аппарат – направленный не на познавание, но на овладевание вещами: «цель» и «средство» так же далеки от истинной сущности, как и «понятия». При помощи «цели» и «средства» овладевают процессом (измышляют процесс, доступный пониманию), а при помощи «понятий» – «вещами», которые образуют процесс.

504

Сознание, начинаясь совершенно внешним образом как координация и осознание «впечатлений», вначале наиболее удалено от биологического центра индивида; но это – процесс, который углубляется, делается все более внутренним, непрерывно приближается к этому центру.

505

Наши восприятия, как мы их понимаем, это есть сумма всех тех восприятий, осознание которых полезно и существенно для нас и для всего органического процесса, предшествовавшего нам, следовательно, не все восприятия вообще (например, неэлектрические); это значит: у нас есть чувства лишь для известного подбора восприятий – таких, которые нам важны для нашего сохранения. Сознание присутствует лишь постольку, поскольку оно полезно. Нет сомнения в том, что все восприятия чувств проникнуты суждениями о ценности (полезно или вредно – следовательно, приятно или неприятно). Каждый отдельный цвет выражает в то же время известную ценность для нас (хотя мы и сознаем это редко или лишь после долгого и исключительного воздействия на нас одного и того же цвета, например узники в тюрьме или сумасшедшие). Поэтому насекомые реагируют на разные цвета иначе: некоторые они любят, например муравьи.

506

Сначала образы – объяснить, как возникают образы в уме. Затем слова, отнесенные к образам. Наконец понятия: возможные, лишь когда существуют слова, – соединение многих образов в нечто невидимое, но слышимое (слово). Незначительная эмоция, возникающая при «слове», следовательно, при созерцании сходных образов, для которых существует слово, – эта слабая эмоция и есть общее, лежащее в основе понятия. Что слабые ощущения признаются одинаковыми, ощущаются как тождественные, это основной факт. Итак, смешение двух соседних, близких ощущений в констатировании этих ощущений; но кто же констатирует?

Вера есть нечто первоначальное уже в каждом чувственном впечатлении, некоторое «утверждение» есть первая интеллектуальная деятельность!

Некоторое «утверждение истинности» в самом начале! Как возникло «утверждение истинности»? Какое ощущение кроется за «истинным»?

507

Оценка: «я верю, что то или другое так, а не иначе» – как сущность «истины». В оценках находят свое выражение условия сохранения и роста. Все наши познавательные органы и чувства развились лишь применительно к условиям сохранения и роста. Доверие к разуму и его категориям, к диалектике, следовательно – высокая оценка логики доказывает лишь проверенную на опыте полезность ее для жизни, но не ее «истинность». Что должна существовать известная масса верований, что мы имеем право судить, что не допускается сомнения относительно всех существенных ценностей – это предпосылки всего живущего и его жизни. Итак, что нечто должно считаться за истину – это необходимо, а не то, что нечто есть истина. «Истинный и кажущийся мир» – эту антитезу я свожу к отношениям ценности. Мы проецировали условия нашего сохранения как предикаты сущего вообще. Из того, что мы должны обладать устойчивостью в нашей вере, чтобы преуспевать, мы вывели, что «истинный» мир не может быть изменчивым и становящимся, а только сущим.

508

Первоначально – хаос представлений. Представления, которые гармонировали друг с другом, сохранились; большая же часть их погибла и продолжает погибать.