За исключением проектов великого Улугбека, наука и образование погрязли в рутине или же совсем были заброшены. В стенах придворных медресе, которые содержали на средства щедрых покоровителей, учили ограниченному количеству дисциплин, и образование опиралось лишь на чтение авторитетных текстов и навязываемую обществу традиционную трактовку ислама. Вне медресе царствовала культура чувств, а не разума: субъективного, а не объективного, ощущений, а не мышления. И величайшие достижения эпохи лежат в области красоты, но не истины.

Несмотря на контакты с Индией, Китаем и в меньшей степени с Европой, наследники Тамерлана не видели в них пользы ни для ума, ни для государственной безопасности. Конец XV века был периодом эпохальных перемен в других регионах во многом благодаря тому, что европейцы проложили морские пути на Восток и в Новый Свет. Не менее драматичным было и повторное открытие достижений греко-римской цивилизации. Этот процесс, напрямую бросавший вызов привычным догмам, во многом повторил то, через что прошли арабы и жители Центральной Азии в IX–XII веках.

Могли ли жители Центральной Азии создать свой Ренессанс в эти годы? Возможно, если бы заново открыли и оценили свежим взглядом достижения своих зороастрийских, эллинских, буддийских и христианских предков или по-новому исследовали множество утерянных нитей собственного исламского наследия. Но этого не произошло и не могло произойти из-за превалировавших правоверия и традиционализма. Как еще можно объяснить тот факт, что уйгурские города в Восточном Туркестане (Синьцзян) к началу XIV века издавали религиозные и прочие тексты методом блочной и наборной печати, а их ближайшие соседи на Западе, с которыми они находились в прямом и постоянном контакте в течение почти двух тысячелетий за счет караванной торговли, не владели искусством печатания еще долгое время после смерти последнего наследника Тамерлана?

Это тем более поразительно, если вспомнить, что печать пришла в Европу во время правления Тамерлана и что Иоганн Гутенберг, работавший в Страсбурге и Майнце, использовал наборную печать уже в 1439 году, как раз тогда, когда исследования Улугбека были в самом разгаре. Гутенберг был ткачом и ювелиром, то есть специалистом в тех двух областях, в которых мастера Герата и Самарканда занимали лидирующее положение. Но именно Гутенберг, а не ремесленник из государства Тамерлана, изобрел наиболее эффективный способ для воспроизведения написанного слова. Неужели уверенность в том, что на великие вопросы жизни можно ответить лишь посредством веры, настолько погасила интерес к новым знаниям, что исчезла потребность в таком изобретении?

При всей своей сияющей красоте и духовной глубине цивилизация Герата и Самарканда не смогла взрастить новых Хорезми, Фараби, Ибн Сину, Бируни, Хайяма или Туси.

Несмотря на все это, наследие Тимуридов оказалось невероятно богатым. И в 1506 году многие области культуры продолжали развиваться, обретя новый кров в трех великих мусульманских империях, достигших зенита в течение двух следующих веков: Индии Великих Моголов, Иране Сефевидов и Османской державе. Все три империи подчинили множество народов, проживавших на обширных территориях. Все они успешно развивались вплоть до 1630-х годов (Османы и Сефевиды) и до 1700 года (Великие Моголы). Но затем во всех трех государствах наступил период упадка.

Важно, что этими империями правили тюркские династии, ощутившие мощное влияние культуры Герата, Самарканда и Тебриза – третьей столицы Тамерлана. Основатель государства Великих Моголов Бабур сам был прямым потомком Тимура и мог бы править Центральной Азией, если бы не был изгнан из региона узбеками. Полтора века спустя его наследники в Индии все еще мечтали об объединении своей империи с Центральной Азией и о возвращении на историческую родину[1410]. Сефевиды были тюркизированными иранцами, возможно, курдского происхождения, опиравшимися на тюркские племена в северо-западном Иране, Анатолии и некоторых областях Сирии. Эта тюркоязычная династия основала столицу в Тебризе (Иран), где еще царила культура Тимуридов, а затем перенесла ее в Исфахан. Сефевиды не только насаждали ислам шиитского толка в Иране, но и быстро впитали культуру крупных тимуридских центров западного Ирана. Династия Османов, поддерживаемая племенами тюрков-огузов, была разбита Тамерланом в 1402 году и позже попала под сильное влияние его наследников. Но к XVI веку под властью трех держав оказалось большинство земель «колыбели цивилизации» – от атлантического побережья Африки до Мадраса в Южной Индии.

По сути все три великие империи были «военными предприятиями». Один историк назвал империю Моголов «государством войны», и то же самое он мог сказать об остальных двух[1411]. Каждая рассматривала монархию с военной точки зрения, каждая выстраивала свою власть на несокрушимом тюркском войске. Но они также быстро овладели технологиями, необходимыми для литья пушек и мушкетов, из-за чего их иногда называют «пороховыми государствами»[1412]. Все эти империи обогащались, облагая налогами сельское хозяйство, одновременно побуждая население участвовать в торговле, от которой в казну также шли налоговые поступления. К тому же три державы завладели городами, которые уже являлись великими центрами культуры, – Дели, Исфаханом и Константинополем и преобразовали их согласно своим взглядам.

Со временем Великие Моголы, Сефевиды и Османы все больше проникались культурой народов, которые они покорили. Но следует также отметить важные общие черты. Речь идет не просто об общем наследии культуры Тимуридов – «стиль» трех мусульманских империй нового времени и сегодня определяет понимание исламской цивилизации не только другими культурами, но и самими мусульманами. Бесчисленные музейные экспозиции и книги невольно создают ложное впечатление, что основные культурные черты этих трех империй определяют исламскую цивилизацию вообще.

Поразительнее всего это сходство выражено в архитектуре. Гробница Хумаюна (сына Бабура, основателя династии Моголов) в Дели стала образцом для всей индийской монументальной архитектуры последующих веков. Она была построена в 1562–1572 годы двумя архитекторами из Центральной Азии (из Герата). Тадж-Махал в Агре, символ архитектуры Великих Моголов, прямо восходит к таким центральноазиатским прототипам, как усыпальница Тамерлана (Гур-эмир) в Самарканде и усыпальница Улугбека, Абд ар-Раззака в Газни (Афганистан)[1413]. Что касается Османов, то Изразцовый павильон и другие сооружения, построенные вскоре после завоевания Константинополя, обнаруживают черты, в которых один немецкий историк увидел «поразительную схожесть» с центральноазиатскими прототипами, несмотря на то, что там проявились первые намеки влияния Запада[1414].