– Это я путаю?! – возмутился лысый тип. – Да знаешь ли ты, какая память должна быть у китаеведа?

– И знать не хочу, – сказал я, начиная припоминать несимпатичное.

– В Корсакове! На Сахалине! В пятьдесят третьем! Ты тральщик сдавал, а я у тебя в каюте ночевал! Не помнишь? – орал тип. – «Сосуд ведо» у них пропал. Весь пароход вверх дном поставили, сосуд искали, сдаточный акт подписать не могли, идиоты!

И он выложил, к удовольствию слушателей, историю, которую я старательно забыл.

Итак, я сдавал тральщик. До меня во всех приемо-сдаточных актах значился «сосуд ведо». Мой приемщик оказался дотошным и потребовал представить сосуд для личного обозрения. Я знать не знал, что это за штука, но, как и все мои предшественники, по морской глупости не мог признаться в этом. Я предполагал, что это что-нибудь связанное с определением солености морской воды. И вот тип, которого я пригрел в своей каюте на далеком Сахалине, утверждал, будто первым догадался, что в слове «ведо» просто-напросто пропущено «р» и дело идет о ведре.

Конечно, я стал Сосудом. Типа прозвали Китайцем. Без клички остался только Петя Ниточкин. Мой друг никогда кадровым офицером не служил, но, как капитан дальнего плавания, а в прошлом матрос-подводник и старшина рулевых на эскадренном миноносце, теоретически был годен и для досаафовской деятельности по разряду подводников.

Вот и все действующие лица. Вокруг этих лиц топталось по залу еще около сотни корешей, но они в прошлом принадлежали к иным видам и специальностям военно-морских сил. В едином потоке мы должны были прослушать только вводный курс.

– Товарищи офицеры! – прогремел молодой румяный капитан второго ранга, обреченный руководить нами.

И две сотни рук опустились в поисках швов, хотя мы несколько и удивились такому к нам обращению-команде. Ибо «Товарищи офицеры!» обозначает на человеческом языке обыкновенное «Смирно!».

В высоком и широком дверном проеме показался контр-адмирал. Он медленно поплыл между нами, как авианосец среди джонок в Малаккском проливе. Тяжелым взглядом адмирал обводил каждого из нас. Мы явно ему не понравились.

– Флотоводец наверху не зависит от неба, внизу не зависит от земли, посередине не зависит от человека, – прошептал Китаец. – Сунь-цзы, Трактат о военном искусстве…

– Это Беркут, – шепнул мне Петя. – Это с ним меня шарахнуло гранатой…

Суровое лицо флотоводца озарилось ласковой и чуть насмешливой улыбкой, когда его взгляд наткнулся на моего друга.

– Петр Иванович! Рад! Очень рад! Как твоя корма?

– Зажила, давно и думать забыл, Федор Сидорович, – сказал Петя.

– Ну, здесь я тебе не Федор Сидорович.

– Простите, товарищ адмирал!

– А к непогоде задница не болит? – поинтересовался адмирал.

– Нет, а ваша пятка? – спросил Петя.

– Прихрамываю, как видишь. Говори телефон! Быстро! – приказал адмирал. – Позвоню на неделе, прошлое кефирчиком смочим.

– Не могу дать телефон, товарищ адмирал! Новую квартиру на Гражданке купил!

– АТС еще нет?

– Так точно!

Адмирал Беркут вытащил визитную карточку, сунул Пете в карман тужурки.

– Звони завтра же! Что-нибудь придумаем.

– Есть!

Активисты ДОСААФа слушали этот диалог с некоторым удивлением и заинтересованностью.

Адмирал дал ход и с небольшим постоянным креном на левый борт – из-за хромоты – миновал узкость, то есть двери в коридор.

– Следуйте за мной! – бросил он хмуро.

И мы тронулись за адмиралом бесформенной массой.

– Отставить! – рявкнул Беркут. – Построиться! Товарищ капитан второго ранга, командуйте, леший вас раздери! На кой черт вас назначили сюда?

Адмирал сразу давал нам понять, что мы пришли не в детский сад. И что уж если мы попали ему в руки, то его мало интересует наш общественный статус или заслуги на гражданском поприще. Здесь мы для него подчиненные – и всё.

Молодой румяный кавторанг построил нас в две шеренги. И, шагая попарно, как детсадовские детишки, переходящие улицу, мы проследовали в клубный зал по пустынным коридорам под темными ликами великих морских людей прошлого.

Адмирал стал на якорь посередине рейда, то есть клубной сцены. Мрамор и величие колонн, бесконечно высокий потолок старинного зала, густой свет люстр заменяли ему береговые мысы, небеса и светило.

– Товарищи бывшие офицеры, деятели нашего славного ДОСААФа! – начал адмирал. – Я приветствую и поздравляю вас с началом нашего симпозиума!

Какой-то подхалим в зале захлопал.

– Вы уже многие годы живете и работаете на гражданке и, как все советские люди, боретесь за мир, – продолжал Беркут. – За эти годы к нам и нашим супостатам пришли электроника, ракетное оружие, атомные движители и ядерные боеголовки. Сегодня вы познакомитесь с оружием, принятым на вооружение в сравнительно недавние времена. Затем будет лекция по сухопутному стрелковому оружию – обзорная. Затем вы посмотрите кинофильмы. Вопросы есть?

Это адмирал рыкнул так, что наши давно штатские языки оказались приваренными к гортаням намертво.

– Я почему так строго говорю? – спросил тишину или самого себя адмирал Беркут. И сам себе ответил через добрых тридцать секунд вопросительной паузы: – Потому что здесь специфический народ собрали. Здесь те, кому в сорок пятом шестнадцать исполнилось. Вы все на фронт рвались, да не успели. Все потом училища пооканчивали, а в мирные дни служить вам, стало быть, скучно показалось. И с флота отчалили. Однако кое-что повидать успели. Стало быть, о себе высокого мнения. Так вот, любые формы недисциплинированности будут наказываться беспощадно – путем отправки соответствующих сигналов по месту вашей работы. Приступайте к занятиям!

Да, Беркут умел брать быка за рога совсем иным, нежели командир «Комсомольца», приемом. Старшины вытащили на сцену подставки-вешалки и рулоны схем. Румяный кавторанг поднялся на кафедру.

И мы туго, со скрипом начали вникать в законы ракетного самоотталкивания. Кавторанг сыпал в закрома наших черепов формулы, как горох в суп. Он их не разжевывал. Ему надо было заставить нас полностью осознать наше малознание, чтобы мы почувствовали себя первоклассниками и прониклись почтением к предмету.

Когда он добился своего, то есть увидел выражение сонной одури на абсолютном большинстве физиономий, то перешел на беллетристику: коснулся вопроса традиций.

– Товарищи, вы должны понять, что тот флот, который вы знали, и тот, который существует сейчас, качественно различны. Качественно! Обычно там, где традиции очень сильны, вырабатывается иммунитет к радикальным нововведениям. Даже если новое на флоте одерживало раньше ту или иную победу, оно, это новое, облекалось в традиционную оболочку и приобретало весьма неожиданные черты и свойства, которые во многом изменяли первоначальный облик нововведения, а то и просто выхолащивали его суть. Мы имеем дело с качественно новым видом оружия, требующим иного, нового военно-морского мышления… Вы понимаете, о чем я говорю?

– Разрешите вопрос? – скрипуче спросил Ящик.

– Пожалуйста.

– Бывший капитан-лейтенант, ныне активист ДОСААФа местного масштаба Желтинский. Вторая слева схема изображает