Мы молчали.

– Я знаю, – сказал майор, – что многие сейчас думают: а зачем мне стрелковое оружие, если я, мол, моряк и служил на подводной лодке? Думаете так?

– Думаем, – согласился Ящик и протер очки.

– А есть такие, кто возьмется разобрать этот образец? – спросил майор. – Нет? То-то!

– Разрешите, я попробую? – спросил Китаец и встал.

– Пожалуйста, сюда, – пригласил майор Китайца на сцену.

Китаец неторопливо вылез из рядов, громко приговаривая:

– Проходя между сидящими, не поворачивайся к ним задом – так учили в Древнем Китае.

– А голову за это не отрубали? – спросил я.

– Нет, Сосуд, только нос, – успел ответить он и пошел на лобное место к ужасному оружию.

– Много болтаете, – заметил майор.

– Разрешите ваш носовой платок, товарищ майор, – сказал Китаец, поднявшись на сцену.

Зал, привыкший к его выходкам, сдержанно заржал.

– Мы не в цирке, товарищ, а я не Кио! Марш на место!

– Если без китайских церемоний, – сказал Китаец, – я разберу и соберу эту игрушку за пять минут с завязанными глазами.

– Вы не сделаете этого и за десять с открытыми, – сказал майор, покрываясь пятнами.

– Прошу завязать мне глаза! – сказал Китаец. – Есть у вас платок или нет?

– Долго вы собираетесь дурака валять? – спросил майор.

Китаец махнул рукой, шагнул к столу и замер, глядя на оружие. Загорелая физиономия Китайца начала стремительно бледнеть. И аудитория затаила дыхание. И майор замолк. И старшины-сверхсрочники, которые уже готовы были ринуться на помощь преподавателю, тоже окаменели. Китаец медленно, как змея, гипнотизирующая кролика, склонился к оружию, потом схватил его, зажмурился и прошипел:

– Засекай время, ребята!

И майор, и старшины, и все мы глянули на свои часы.

В космической тишине то масляно и глухо, то громко и звонко заговорила вороненая сталь, застонали взводные пружины, защелкали зацепы и туго заскрипели штыри.

Китаец разобрал оружие и разложил детали на столе. Затем опустил руки вниз, как водолаз, который собирается нырнуть в рубаху, и хрипло сказал:

– Эй! Кто тут из рядовых-необученных! Снимите с меня пиджак, не видите: старлею жарко?

Пожилые старшины торопливо стащили с него пиджак.

И опять то масляно, то звонко заговорила сталь, застонали сжимаемые пружины, защелкали зацепы, заскрипели нарезные части.

На четвертой минуте Китаец уронил какую-то деталь на пол, но и тут глаз не открыл, только прошипел:

– Старшины! Поднимите пламегаситель! Не видите, он упал?

Старшины бросились под стол разом с обеих сторон и столкнулись лбами над пламегасителем. Это было сокрушительное столкновение, но никто в зале не засмеялся. Только Ящик мечтательно пробормотал:

– Абсолютный вакуум!

– Где? – недоуменно прошептал Псих. – В их черепах?

– Неважно, не будем уточнять, – сказал Ящик рассеянно, погружаясь в ученое раздумье. – Второй год пытаюсь посадить гироскоп в вакуум высокой степени, и никак не получается…

На Ящика зашикали.

Китаец блестел от пота и тратил секунды на смахивание капель со лба, испачкав оружейным маслом толстую физиономию.

В половине пятой минуты майор робко пробормотал:

– Осталось тридцать секунд.

Из аудитории прохрипел сиплый бас:

– Не мешай, отец!

Его поддержали:

– А вы, товарищ преподаватель, тренируйтесь пока!

– Сейчас на вас смотреть будем!..

В начале седьмой минуты Китаец вскинул оружие в боевое положение, направил в живот майора и яростно застрочил языком: «Тра-та-та!»

– Молодец! – вырвалось из майора, помимо его уставной воли. – Где это вы так научились?

– Если без китайских церемоний, товарищ преподаватель, – сказал Китаец, надевая пиджак, – то… это военная тайна. Еще вопросы будут?

Не хвастаться и не торжествовать самым открытым образом было не в его характере. Проходя на место, он добил майора:

– Интересно отметить, товарищи доброхоты, что нас опять обманывают. У этой шутки давно борода и усы выросли, а ее за последний крик моды выдают!

Аудитория бурно аплодировала.

Но майор нам попался крепкий. Он быстро нас утихомирил. Все-таки хотя участники симпозиума и были в пиджаках, но помнили кое-что из дисциплинарного прошлого.

И до конца занятия мы послушно и внимательно слушали «те-те-де», вникали в схемы двигающихся частей и в принципы боевого использования этого действительно, как признался в конце концов майор, уже устаревшего в некоторой степени оружия.

В перерыве преподаватель демократически пошел курить вместе с нами. Опять заговорили о традициях.

– Воздействие традиции на современность – весьма сложный процесс, товарищи по оружию, – начал Ниточкин, залезая на подоконник. – Я осознал это вместе с адмиралом Беркутом на боевом мостике крейсера среди моря электроники и радиолокации, получив два осколка старомодной сухопутной ручной гранаты «лимонка» в правую ягодицу. Адмирал получил один в пятку. Он, вероятно, первый и последний адмирал в мире, раненный таким ахиллесовым образом…

– Интересно отметить, – перебил моего друга Ящик своим скрипучим голосом, – что Беркуту могут хотя бы позавидовать все прошлые и будущие адмиралы, а у вас нет даже этой компенсации, если, конечно, все это вы не врете. Я человек науки и верю только фактам. Для начала покажите шрам.

Петя вынужден был слезть с подоконника. Рассупониваясь, он сказал Ящику:

– Никакого странного мистического света вы там не увидите, коллега.

– Товарищ гвардии майор, – попросил Ящик, – судя по орденским планкам на вашей груди, вы, вероятно, понимаете в этих делах толк. Я попросил бы вас о небольшой экспертизе…

– Я, если без китайских церемоний, тоже кое-что понимаю, – заявил Китаец.

Да, здесь были мужчины, которые знали толк в старых шрамах. Им нельзя было всучить след от флегмоны вместо пулевого ранения, как неоднократно делал я, пытаясь подточить женское упрямство фактами героической биографии.

Вокруг Петиного шрама собралась порядочная кучка ветеранов. Несколько секунд раздавалось: «А может, противопехотная?» – «Нет, тут и эр-ге-де может, если метрах в тридцати…» – «Слабо задело…» – «На излете, дураку ясно…» – «Лимонка в пятнадцати метрах – зуб даю…»

– Не врет, не врет! – таково было решение жюри.

– А давность? Давность определите! – дотошничал человек науки. – Может, он в детские и отроческие годы всего-навсего по свалкам лазал и от врожденного любопытства незнакомые металлические предметы трогал?

– Ну, дорогой товарищ, – с каким-то даже сожалением к Ящику сказал гвардии майор. – Давность два года – максимум! И без биноклей видно, – не удержался и съехидничал старый рубака, заменив очки Ящика более мощным оптическим средством.

– Так вот, – продолжал Петя, приводя форму в порядок. – Нужно уважительно относиться к сухопутному оружию, даже если вы моряки до мозга костей. Все вы нынче видели адмирала Беркута. Это мужчина, который не бросает слов на ветер…

– Грубоват. Лихой моряк, но грубоват, – вклинился в Петин рассказ из открытых дверей какой-то некурящий. Физиономия его была покрыта флером мрачного юмора.

– Есть немного, – согласился мой друг. – Я был с ним на флагманском крейсере представителем от торгашей. Отрабатывали проводку конвоев.