Родители Хабиба понимали, что внезапно завладевшая им необыкновенная страстность вызвана не столько любовью, сколько влиянием всесильных звезд, которым человек не может противостоять. Поэтому они не стали перечить сыну, а только напомнили ему о его обязанностях и о последних советах, данных мудрым Иль-Хабулем. Прислушавшись к словам самых близких ему людей, Хабиб, несмотря на то, что всякое промедление казалось ему отвратительным, вышел из родительского шатра и отправился в уединенный шалаш, который он выстроил вместе с Иль-Хабулем неподалеку от становища Саламиса, в зеленой долине, со всех сторон опоясанной горами.

Там для отдыха после ратных упражнений они соорудили на тоненьком ручейке запруду, и перед ней образовался очаровательный водоем, укрытый тенью деревьев. Самые разные цветы и душистые травы росли по его берегам, земля, защищенная от палящих лучей солнца и орошаемая чистой водою, словно выставляла напоказ все свои богатства. Чуть отступя от воды, стоял шалаш или, скорее, шатер из веток и тростника. Частокол вокруг него защищал от непрошеных гостей, пол был выстлан циновками, и мягкие звериные шкуры покрывали две лежанки.

Сооружал вместе с учеником этот шалаш, Иль-Хабуль учил юношу во всем обходиться собственными силами. Сидя на пороге этого необыкновенного жилища, джинн указывал Хабибу на лежащий у их ног уголок природы и говорил: «Как приятно сознавать, что всеми нашими маленькими радостями мы обязаны здесь лишь самим себе. И так во всем: настоящее счастье можно построить только своими руками».

Хабиб очень любил это место, и сейчас оно как нельзя более подходило для его разгоравшейся страсти. Он уединился, дабы помечтать о той, что занимала все его мысли, и подумать о том, как ее найти.

Однажды Хабиб предавался мечтаниям, уставившись невидящими глазами в страницы книги. Вдруг странный шум, раздавшийся в небе, отвлек его от мыслей о любви и ратных подвигах. Юноша пригнулся и, осторожно раздвинув ветки, заметил на воде огромную тень, которая становилась всё больше и больше, пока то, что отбрасывало ее, не опустилось на берег. Это была серо-черная птица диковинных размеров, а на спине у нее возвышался газовый балдахин, украшенный цветочными гирляндами.

Птица сложила крылья, занавеси приоткрылись, и появилась золотая лесенка, а за ней — царь-девица. Ее поддерживали под руки прислужницы — все, как на подбор, почти такие же, как она, писаные красавицы. Косы, увитые жемчужными нитями, служили неизвестной короной, кожу гостьи можно было бы сравнить лишь с лилией, окутанной розовым туманом, глаза ее блестели, а ямочки на щеках вызывали то улыбку, то самую горячую страсть.

Незнакомка обратила глаза к небу, и солнце померкло от их блеска. Она взглянула на землю, и та покрылась цветами, она улыбнулась, и вся природа вокруг словно засмеялась вслед за нею. Но что сталось с Хабибом, когда красавица спустилась по лесенке и юноша увидел, что каждое ее движение исполнено благородной и трогательной грации? Опираясь на руку одной из своих прислужниц, прекрасная госпожа прошла мимо того места, где скрывался Хабиб, и, не заметив его, опустилась на траву.

Посмотрев по сторонам, девушка вздохнула.

— Его здесь нет… — сказала она. — Меня обманули… Эти приветливые купы деревьев, ласково журчащий ручей, эти цветы — всё здесь создано природой и его искусными руками!.. Но его здесь нет!.. О трава, кусты, вы, что растете благодаря заботам моего дорогого Хабиба, если бы у вас были уши, если бы вы могли говорить, то передали бы моему возлюбленному, когда он появится в этом милом уголке, что любящая его Дорат-иль-Говас пыталась найти своего героя в глубине Аравии, чтобы предложить ему свой трон и свою любовь и тем самым исполнить веление судьбы!.. Неужели ей придется покинуть эти края, не увидев кумира ее сердца!

Так говорила безутешная царевна, прижав ладони к глазам словно для того, чтобы не дать пролиться набежавшим слезам. Хабиб воспользовался этим мгновением и, не успела красавица ни заметить его, ни остановить, как он припал к ее стопам и оросил их своими слезами.

— Я все-таки встретилась с тобой! — воскликнула Дорат-иль-Говас, взглянув на того, кто был у ее ног, и на портрет, который она всегда носила на груди. — Неужели это не сон и это ты, мой дорогой Хабиб?

— Да, это я, возлюбленный твой и освободитель, о царица жизни моей! — отвечал сын эмира, целуя царевне руки.

Он умолк, ибо у него не было больше слов, дабы выразить свою любовь и восхищение.

Однако их нежная и чистая радость продлилась всего лишь мгновенье: внезапно раздался шум и в воздухе показалась птица. Она опустилась и тут же преобразилась: на ее месте появился джинн в человеческом обличье, который низко поклонился Дорат-иль-Говас.

— Как? Ты здесь, Иль-Баракас? — удивилась царевна. — Что заставило тебя так скоро покинуть Мединаз-иль-Баллор и отправиться за мною?

— Моя госпожа, — молвил джинн, — ты можешь потерять все свои владения! Мятежный Абарикаф воспользовался твоим отсутствием и напал на наш последний остров. Твой первый визирь с огромным трудом сдерживает врагов, осаждающих наши границы. Все джинны-изменники встали под знамена твоего противника, морская гладь почернела от их лодок, берега захвачены. Рычание львов, морских коров и бегемотов пугает народ, его эхо доносится до самой столицы и вселяет ужас в сердца ее жителей. Только твой волшебный талисман может остановить это бедствие, и остался один-единственный путь, который позволит тебе вернуться, — путь по воздуху, над облаками.

Кровь вскипела в жилах Хабиба, когда он услышал эти слова. Глаза его загорелись огнем, он словно стал выше ростом, а в голосе его зазвучала угроза.

— Идем на этих чудовищ! — вскричал юноша. — Я очищу от них землю и моря, во имя Неба я отомщу за тебя, царица!

— Нет, царевич! — возразил Иль-Баракас. — Если бы ты был вооружен как подобает, ты смог бы исполнить то, что обещаешь. Знай же: врагов великого Сулеймана можно одолеть только его же оружием, а находится оно на вершинах Кавказа{287}, и путь туда долог и опасен… Поспешим, госпожа, — обратился джинн к Дорат-иль-Говас. — Нам дорого каждое мгновение, промедление гибели подобно!

Двое влюбленных нежно поцеловались и расстались с мужеством, достойным их великих сердец. Дорат-иль-Говас скрылась под балдахином, птица рух взлетела и вскоре исчезла из виду. Хабиб проводил ее глазами, а потом с еще большим жаром отдался своей страсти и жажде славы.

— Прощай, добрый источник, —