Скоро они вышли на развилку. Кошка уловила какое-то движение, напряглась, сделала парню жест остановиться. Но потом, вглядевшись в темноту, облегченно махнула рукой: на небольшом пятачке асфальта бегали по кругу один за другим несколько клыканов. Это были довольно грозные собакообразные хищники жутковатого вида – голая серая лоснящаяся кожа обтягивала бугрящиеся мускулы. В обычное время их стоило остерегаться, но сейчас они были настолько увлечены своим занятиям, что не обращали внимания ни на что другое. Клыканы могли сутками кружиться в этом странном танце, и никто не знал, что означает для них этот ритуал, хотя, безусловно, он был важной частью их жизни. Твари двигались почти бесшумно, и это усугубляло ощущение нереальности происходящего.

Егор задумался, глядя вдаль. Справа виднелась стена с колючей проволокой поверху. С одной стороны ее огибала улица, вдоль которой тянулась широкая полоса деревьев. Кое-где поваленные стволы образовали настоящий бурелом. Наверное, именно это и смутило парня. Еще правее, огибая стену с другой стороны, шла небольшая улочка, вдоль которой были проложены рельсы. Там стоял еще один трамвай, тоже перегородивший ее. Очень похоже было на недавнюю ловушку. Вполне возможно, там поджидает в засаде арахна.

Кошка недовольно поежилась – она уже начинала мерзнуть. Во время бега она вся взмокла, но стоило немного задержаться – и холод начал пробирать до костей, несмотря на свитер и теплые штаны под химзой.

Наконец Егор решился свернуть на широкую улицу, уходившую налево. Кошка не возражала – здешних мест она не знала совсем и надеялась, что у спутника есть какой-то план. Хотя вполне возможно, что никакого плана у него не было, – мальчишка, как и она, выросший в подземке, наверняка имел о ближайших окрестностях самое смутное представление – по рассказам сталкеров и самодельным картам местности.

Позже Кошка часто размышляла об этом, когда уже ничего нельзя было ни исправить, ни изменить…

Слева виднелось невысокое голубое здание, похожее на куб, – из чудом сохранившейся надписи стало ясно, что когда-то это был кинотеатр «Алмаз». Дальше по обеим сторонам улицы возвышались огромные дома, стоявшие довольно просторно. Очень много было деревьев – они тянули вверх свои голые черные ветви, а когда налетал порыв ветра, поскрипывали и трещали, словно переговариваясь или пытаясь о чем-то предупредить путников. Руины домов оплетал гигантский плющ, с которого в преддверии зимы уже облетели листья. «Настоящая красота здесь будет летом, – думала Кошка. – На развалинах зазеленеют кустарники и лианы, закачаются яркие цветы размером с тарелку, от дурманящего запаха которых начинает мерещиться всякая дрянь и кружиться голова. А между ними будут носиться от одного цветка к другому крылатые жужжащие создания с кулак величиной, от укуса которых может онеметь все тело на несколько часов. Хорошо хоть, сейчас ничего подобного опасаться не приходится… Поздним вечером на потрескавшийся теплый асфальт будут выползать погреться ящерицы длиной с ее руку. Они не ядовиты, но челюсти у них сильные – если зазеваться, пару пальцев могут оттяпать запросто, даже перчатки прокусывают…»

Кошка увидела на лианах засохшие сморщенные плоды размером с голову ребенка и нахмурилась. Возможно, именно это растение имели в виду сталкеры, когда говорили «бешеный патиссон». Если дотронуться до безобидного с виду «мяча», он тут же лопнет, разбрасывая крупные оранжевые семена, снабженные жгутиками. Говорят, если такое угодит в человека, то постарается проникнуть под кожу или забраться в рот, а оттуда – в желудок. И начинает прорастать внутри, разрушая живые ткани. И человек, считай, уже покойник, несмотря на то, что пока еще ходячий. Кошка не знала, правда это или нет, но на всякий случай попятилась. Она понятия не имела, способна ли химза защитить от этой напасти. Таким же свойством, говорят, обладают и семена одувана, но его пушистые головки, к счастью, давно уже облетели.

Вновь стало холодно, несмотря на движение. Или это кажется от нервов? Егор в своем дурацком башмаке явно натер ногу и хромал все сильнее, из-за чего темп ходьбы снизился до предела. Кошка, хоть и отчаянно злилась, отдавала себе отчет: она понятия не имеет, где они вообще находятся, и теперь только мальчишка мог их вывести к какой-нибудь станции метро.

От этой улицы в стороны иногда отходили другие, и Кошка запуталась окончательно. А Егор упрямо продолжал брести вперед. Справа за деревьями Кошка вдруг увидела высокое сооружение, похожее на сплетенную из проволоки башню. Одновременно у нее еще сильнее стала побаливать голова.

Вдруг показалось, что она идет не по осенней разрушенной Москве, а по зеленеющему полю. И хотя она никогда не была здесь, она узнала это место. Вон церковь на пригорке – ее отремонтировали незадолго до Катастрофы, выкрасили в красивый синий цвет. Вон железная ограда, а в ней калитка. А левее – старинная кирпичная арка. И кресты, кресты. Одуряющий запах – какие-то мелкие белые цветочки испускают сладкий аромат. «Это та самая деревня, о которой перед смертью вспоминал Седой, – догадалась Кошка. – Чтобы дойти до реки, надо пройти через кладбище». Из этого сумбура чужих воспоминаний вдруг выделились слова, почему-то показавшиеся ей особенно важными:

– Перед смертью…

– Через кладбище…

Вдруг вспомнился утонувший мутант – он тянул к ней лапки из-под воды. Кошка шарахнулась в сторону и пришла в себя.

Не было никакого лета, голые черные деревья все так же поскрипывали на ледяном ветру. Кошка увидела спину своего спутника уже где-то впереди. Парень целеустремленно брел между деревьев в сторону той самой металлической башни-сети. Ловушка! Кошка хотела побежать вслед за ним, но голос в голове приказал: «Не смей! Ни шагу дальше! Там смерть!». Она пыталась окликнуть Егора, но он то ли не слышал, то ли не обращал внимания и уходил все дальше между толстых черных стволов. Вдруг ей все стало безразлично. «С чего я, собственно, решила, что там опасно?», – спросила себя Кошка, пытаясь заглушить дурное предчувствие. Возникло непреодолимое желание все же отправиться к башне и узнать, что же там такое. Может быть, там они и найдут вход в метро? Поколебавшись, она сделала шаг, другой. Остановилась. Потом, наконец, решилась и пошла вслед за Егором, стараясь все же не слишком торопиться.

И тогда из-за деревьев стали появляться мертвецы.

* * *

Сначала она увидела тех, троих. Подонков, которые открыли ее счет. Она даже не сразу узнала их – так мало в них осталось человеческого. Ошметки гниющего мяса еще остались кое-где на костях, но лица были так обезображены, что она бы ни за что не догадалась. Но один, как при жизни, сипло гоготал и пихал в бок второго, словно увидав что-то невероятно смешное, а тот щерил в характерной ухмылке редкие зубы. Ее они как будто пока не замечали. Кошка попятилась, стараясь обойти их стороной, но из-за другого дерева выглянула мертвая Яна. Она почти не изменилась. «Это не я тебя убила!» – хотела крикнуть Кошка. «Ты, ты, – улыбаясь, кивала ей Яна, кутаясь в какую-то хламиду. – Если бы я не пошла с тобой, то могла бы жить. И рубаху мою ты взяла, а мне теперь холодно. Но я не сержусь. Оставайся с нами». За спиной у покойницы стоял Рохля, положив ей руку на плечо, и тоже кивал; лицо у него было безмятежным, в волосах запеклась кровь. Отвернувшись, Кошка увидела еще чье-то вздувшееся, распухшее лицо и не сразу узнала Топтуна. «Его же проглотила речная тварь, – вяло подумала она, – как он мог выбраться?» Она боялась, что сейчас увидит Сергея, – и тогда в самом деле останется навсегда здесь, с ними. «Это лишь сон, я должна проснуться!»