Фуа, не отрывая зачарованного взгляда от города, укоризненно пробормотал:

– Он самый настоящий.

– Нет, – упрямо сказал вор, – во-первых, он плывет, во-вторых, нет никаких дымов – печек они не топят, что ли? А в-третьих, если бы такой город существовал, в него можно было бы отправить и продать целую кучу вяленой рыбы, шелка, светильников и прочей дряни, а значит – мы бы наверняка слыхали о его существовании и о порядках на его таможне.

– Может быть, им не нужные светильники? – прошептала Теа.

– Детка, – вор осторожно погладил возлюбленную по капюшону, – это не наш город. Нам нужно идти, готовить ужин, спать, а потом опять идти. Зачем нам эти стены?

– А вдруг нас дорога выведет туда, к нему? – со странной смесью ужаса и восторга прошептал Бат.

– Не выведет! – тихо закричал вор. – Дорога нас ткнет носом в занос, а потом опять в занос. Не нужно нам чужих городов. У нас и своих трудностей хватает.

– Он и правда чужой, – с явным страхом прошептала Теа.

– А я что говорю?! Ныр, прячь хвостатого ротозея, бери лопату – твоя очередь. Теа, детка, если лошади застынут, винить будет некого. И ради богов, не пяльтесь по сторонам…

У костра, за горячей фасолью, вор слезно попросил не обсуждать солнечный город. Не ко времени, и вообще – лично на него город навел тоскливый ужас, а денек выдался и так не из легких. Потом как-нибудь… в тепле у камина можно будет обсудить. Никто вору не возразил. Дикие цвета дня, громадная безлюдность города сильно подействовали на всех, даже в глазах Теа проскальзывало нечто паническое. И искорки совсем исчезли. Разговор все-таки удалось перевести в русло простых и милых проблем. Решили в очередной раз поменять упряжки местами, Теа жаловалась, что гнедая кобылка совсем теряет аппетит, Ныр хвастал, что может резать снег целыми пластами, как жир кита-шептуна. У Квазимодо вертелась в голове какая-то полезная мысль, только ее было никак не ухватить. Заговорили про китов, тут пришла пора и ложиться.

Ног и рук Квазимодо давно не чувствовал – то ли от холода, то ли от многодневной работы. Деревяшки какие-то. Ныр вообще весь как деревяшка – едва на ноги его поставили, но до конца так и не удалось разбудить. Ночью было дико холодно. Выступ скалы плохо защищал от ветра. Плащи и одеяла казались дырявой кисеей. Даже жаркой Теа пришлось отогревать руки под мышками, для того чтобы заняться приготовлением завтрака. Гнедая, даже на взгляд вора, уже была при последнем издыхании.

День прошел как обычно: стук колес по голому камню, потом скрип снега, лопата, быстро устающие лошади, снова несколько десятков свободных шагов по выметенной ветром мертвой серости камня и снова проклятый снег. По сторонам смотреть было страшно. Свет неистовствовал, ослеплял цветами. Тысячи оттенков розового и желтого, ягодного багрянца и густой лазури. Хотелось копать, идти вперед, только бы не видеть небо цвета запекшейся крови и склонов, покрытых мокрой зеленью льда. Говорить не хотелось. В молчании жевали сухари с крошащейся мерзлой колбасой. Держать рукавицами пищу было неудобно, если снять – пальцы моментально теряли чувствительность. Слепило абрикосовое солнце, кости ломило от холода. Квазимодо работал практически без перерыва – от движения выступал пот и начинал скользить холодными сосульками по трясущейся спине. Вор и не подозревал, что может быть так холодно.

Вечером, неуклюже выбивая пробку из очередного бочонка с маслом, Квазимодо застрял в полусогнутом положении. Бессмысленно смотрел, как вялый фуа срезает пластами снег, освобождая площадку для костра. Что-то такое… Мозг промерз насквозь. Пласты ровные. Что-то такое слышал…

Да, леди Катрин рассказывала про каких-то чудных приморских жителей, что бьют длиннозубого зверя костяными гарпунами и строят хижины из снега.

– У тебя щека белая, – хрипло сказала Теа. – Завязать нужно.

– Ага, – отсутствующе сказал вор. – Чуть позже завяжем.

Кирпичи…

Первый оказалось вырезать непросто.

Подошел Бат, посмотрел и с трудом выговорил:

– Они же как лед. Холодные. Но от ветра, пожалуй, защитят…

Приковылял Ныр, втроем дело пошло веселее. Квазимодо и фуа резали, Бат вынимал готовые снеговые прямоугольники лопатой. На удивление быстро выросла стенка из снежных «кирпичей». Под ее защитой стало ощутимо теплее.

– Вроде бы можно и хижину городить, – пропыхтел вор. Бат заинтересовался, как тогда складывать крышу. Ответа у вора не было. Принялись ставить вторую стену. Подошла Теа и сердито поинтересовалась, если они такие умные, то почему решили строить далеко от костра?

Костер пришлось переносить. Сгоряча воздвигли и стену, прикрывающую от ветра лошадей. Квазимодо абсолютно без сил повалился на подстеленные овечьи шкуры и одеяла. Ныр сидел скрюченный, но весьма довольный:

– Прямо дом. И почему ты раньше не придумал?

Бат озабоченно осмотрел постройку и сказал, что крышу можно сделать из холстины. Будет еще теплее.

Крышу он и Ныр делали после ужина. Квазимодо было не до того. Обмороженная щека в близости костра начала отходить. Теа возилась с мазью. Вор чуть не выл от боли. Лиска его успокаивала отборными ругательствами. На флоте ее арсенал значительно пополнился, но природная скромность не позволяла лиске до сих пор демонстрировать приобретенные познания в полной мере. Сейчас повод был. Фуа объяснял пораженному Бату, что на Объединенном Флоте все так разговаривают, и принялся приводить примеры. Квазимодо смеялся сквозь слезы.

Он заснул обмотанный тряпками и обмазанный дурно пахнущей мазью. Теа баюкала голову-капусту возлюбленного на коленях. Было тепло, ветер завывал где-то в вышине, и цветные мучительно мертвые склоны казались сном.

На следующий день никуда не пошли. Бат и фуа возились, бесконечно улучшая конструкцию снежного жилища и многократно прерываясь, дабы выпить сладкого взвара из сушеных груш. Теа занималась лошадьми. Квазимодо ничего не делал – пригрелся, свернувшись под шкурами, и пытался думать те обрывки мыслей, что еще мелькали в голове. За стенами чудной снежной хижины полыхали цветастые зори, ярился тяжелым малахитом и расплавленным янтарем небосвод, но это уже не слишком пугало. У путешественников был свой замок. Крошечный и норовивший осыпаться, но на удивление сохраняющий тепло. Крошечный костерок теперь горел в котле, приспособленном для очага умельцем Батом, и тепла вполне хватало, чтобы не трястись от стужи. Квазимодо еще в Глоре подумывал о приобретении палатки, но все, что попадалось, было предназначено для благословенного теплого побережья, лишенного таких ужасов, как ледяной ветер и бродячие по сумасшедшему небу города. Щека болела – кажется, с нее готовилась слезть кожа. Квазимодо сильно сомневался, что будет выглядеть хуже, чем выглядел до сих пор. Кроме того, оставался вопрос – имеет ли вид вообще значение? До сих пор вору не попадался ни один мертвец, которого волновал бы собственный облик.

Отдых пошел на пользу всем, кроме несчастной гнедой. Кобылка едва плелась за повозкой. Теа освободила лошадь от всего груза, но бедняжка шаталась и под тяжестью попоны. Лиска была мрачнее тучи. Фуа и Великий Дракон тоже приуныли – за время дороги оба привыкли к покладистой лошадке.