Это пункт пятый – различное орудие.

И он прямиком привел меня к следующему, ибо я задался таким вопросом: почему Пол Леннокс должен был умереть непременно во время театрального действия? Ответ я нашел, прочитав перевод, выполненный мистером Лэмом. Должно быть, вы все помните монолог, в ходе которого яд проник в организм мистера Леннокса. От чтения его вслух я воздержусь, боюсь, моя дикция не вполне соответствует возвышенной стилистике речи шестнадцатого века. Но суть заключается в следующем: Дон Жуан знает, что он должен пасть от руки мстителя – Дона Феликса. И говорит: «Понимаю, что для вас это просто убийство. Я соблазнил девушку, я убил человека, и я же горделиво выставляю напоказ свои преступления. Но жалкому покаянию и мольбам сохранить мне жизнь я предпочитаю смерть совратителя и убийцы». И это, господа, были последние связные слова, произнесенные Полом Ленноксом.

Доктор Эшвин замолчал, а тишина, наступившая в комнате, становилась все громче. Мартин и сам не отдавал себе отчета в жуткой точности того монолога, как не задумывался о том, почему убийство произошло именно в ходе этой сцены. Теперь все стало пронзительно ясно, и он содрогнулся. Алекс сидел, не шевелясь.

– Таким образом, – вновь заговорил Эшвин, это пункт шестой:

монолог в Севилье.

И он приближает нас вплотную к правде. А нападение на мистера Брюса лишь укрепило меня в моей правоте, и базируется она на пункте седьмом:

око за око, зуб за зуб.

Раньше я пребывал в большом заблуждении, что, несомненно, объясняется моей любовью к детективным романам и уверенностью, что серия преступлений, в которых фигурирует одна и та же символика, непременно указывает на одного убийцу. Теперь я понял, что каждое новое покушение являет собой лишь логическое следствие предыдущего.

Я уже говорил, каким образом пришел к выводу, что убийцей доктора Шеделя должен быть Пол Леннокс. Полагаю, мистер Брюс, который был знаком с моей версией первого убийства как убийства по ошибке – и которого насторожило откровенное стремление мистера Леннокса разуверить его в моей правоте, постепенно пришел к тому же заключению, что и я. В его распоряжении были те же, что и у меня, факты, возможно, и какие-то иные, свидетельствующие в пользу той же версии детали, мне неизвестные. А когда он узнал, что Пол Леннокс взял напрокат пишущую машинку, чтобы обеспечить себе алиби, его подозрения превратились в уверенность. Подобно мне он счел, что задуманное убийство рано или поздно произойдет, и решил опередить противника, нанеся удар первым.

Знак Семерых с Голгофы мистер Брюс подложил под бокал с ядом, наверное, для того, чтобы указать на первоисточник – мистера Леннокса; а данный эпизод сценического действия он выбрал, чтобы дать ему возможность произнести наиболее подходящую предсмертную фразу – что-то вроде черного юмора. Затем, чтобы обелить, надеюсь, не только себя, но и других возможных – и совершенно невинных – подозреваемых, мистер Брюс оставил два ложных следа, ведущих к виньярам: один – дневник, другой – все тот же знак на двери Ричарда Уортинга. Но сколь бы хитроумно ни было задумано и осуществлено преступление, разгадал его не только я, но и еще кое-кто. Этим другим, вернее, другой была, разумеется, Синтия Вуд Брюс, знавшая, что есть один, и только один человек, у которого был мотив убить ее возлюбленного и оставить рядом знак Семерых, – его несостоявшаяся жертва. Вот она и решила, по принципу око за око и зуб за зуб, застрелить мистера Брюса и швырнуть ему в лицо этот проклятый знак, подведя, таким образом, окончательный итог:

око за око и зуб за зуб.

Доктор Эшвин вновь замолчал, наполнил бокал и объявил:

– На этом, господа, мое представление окончено.

Снова повисла минутная тишина. Первым заговорил Алекс:

– Ранее прозвучавшее возражение доктора Грисуолда сохраняет свою силу, и вам это прекрасно известно. У вас нет доказательств.

– Вы правы, мистер Брюс. Но мне и не нужны доказательства. Самозащита всегда казалась мне самым веским признанием.

– Но ведь вы понимаете, я ничего не признаю, – медленно улыбнулся Алекс.

– Понимаю.

– И поскольку, доктор Эшвин, вы настолько проницательны, чтобы не пройти мимо очевидного, позвольте напомнить вам, что дело еще не закрыто. Третья попытка закончилась неудачей, я все еще жив.

– Иными словами, вы хотите сказать, что ваша жизнь в опасности? Верно.

– И?..

– Ну что тут сказать? Повторяю, мистер Брюс, я понимаю, что вы ничего не признаете, но если моя версия верна, позвольте дать вам совет. Составьте полное описание того, что вам известно по этому делу. Добавьте к нему свидетельство старика из «Золотого» и, если пожелаете, сведения, полученные мною из Чикаго. Объясните с предельной ясностью, почему вы убили Пола Леннокса (опять-таки, если я прав в своих предположениях) и почему и с чьей помощью он хотел убить вас. Положите это заявление в конверт, запечатайте его и передайте кому-нибудь из тех, кому вы доверяете – могу предложить собственную кандидатуру, – с четким указанием передать его в случае вашей внезапной смерти в полицию и прессу. Дайте об этом знать тому, вернее, той, кто готовит покушение. Полагаю, она поймет, что, хотя ваши утверждения не имеют юридической силы, их будет вполне достаточно, чтобы навсегда погубить ее репутацию в глазах общественного мнения и, что еще важнее, родного отца. Как бы ни обожала она своего возлюбленного, как бы ни хотела отомстить за его гибель, я не могу отделаться от мысли, что себя и свое материальное благополучие она любит еще больше.

Алекс ненадолго задумался и кивнул.

– Благодарю вас. Совет, пожалуй, неплох – разумеется, если для него есть основания. Что-нибудь еще?

– Да! – воскликнул доктор Эшвин. – Ради всего святого, добейтесь развода!

Последующие полчаса прошли, по контрасту со всем предыдущим, с полной приятностью. Умело поддерживаемый доктором Грисуолдом, Эшвин перевел разговор на общелитературные темы, и вечер закончился в духе спокойного культурного общения.

Первым его прервал Алекс Брюс.

– Боюсь, мне пора, – сказал он, поднимаясь ос стула. – Много чего вечером предстоит написать. Благодарю вас за гостеприимство, доктор Эшвин; думаю, мне удастся ненадолго заскочить завтра к вам в кабинет. Надо будет передать кое-что.

Следом за ним засобирался Курт.

– Если не против, дойдем до дома вместе, Алекс, – предложил он. – Никогда не прощу себе, если бы вдруг что-нибудь случилось. – Слова прозвучали вполне обыденно, но в голосе Курта Мартин уловил искреннюю благодарность человеку, который отомстил за его дядю.

Мартин задержался выпить еще бокал виски; после чего принес воды Грисуолду, который молча, помаргивая, наблюдал за церемонией прощания. Под конец, отпив глоток своей скромной жидкости, он заговорил:

– Отличное выступление, Эшвин. Однако же я бы оценил его скорее как критический этюд, нежели научное исследование. Вы опираетесь на убеждения, а не на доказательства.