некой гордостью произнёс офицер. — Защитники держат более полумиллиона солдат коалиции у стен города и не позволяют им двигаться на восток приняв на себя всё внимание.

Все в палатке удивились услышанному. Сложно в своей голове представить полмиллиона солдат. Видимо вокруг города построен огромный лагерь конца, которого не будет видно даже за горизонтом.

Ещё более сложнее представить то, как защитники этого города до сих пор защищаются. Если Убрана так быстро прорвали и превратили в руины, то сложнее будет представить во что превратилась Хсидра спустя столько дней осады, что до сих пор идёт.

Эта война больше ни у кого не вызывает энтузиазма и радостей. Абсолютно бесчестная, жестокая, кровавая война, которая никому не нужна ни нам ни им. Осознание этого заставляло меня скрипеть зубами и разозлиться.

— ДОВОЛЬНО! — выкрикнула я, встав со своего места и привлекая внимание всего штаба. — Сколько мы ещё должны защищаться? Когда мы наконец пойдём в атаку?!

— Госпожа Гвинейра, — обратился ко мне один из офицеров. — врагов всё ещё больше чем нас. Это приказ королевы защищаться до тех пор, пока число врагов не будет хотя в три раза больше чем нас, а сейчас их больше пока в пять раз. Это если верить докладам разведки.

— Мне всё равно! — кричала гневно я ударяя своими кулаками стол оставив на ней трещины. — Я устала смотреть на смерти моих воинов! Люди не какие-то цифры на бумаге, а люди! Нельзя так просто играться с их жизнями!

— П-прошу вас. — умолял тот же офицер. — Успокойтесь. Мы понимаем ваш гнев, но чистой яростью в войне не победить, а жертв не избежать.

— А равнодушием значит можно победить?! — продолжала злиться я. — А вот вы скажите, а Эгнаса была такой же как вы? Как она завоевала Убинтау?

Офицеры что служили под началом новой королевы призадумались. Они вспомнили то, как Эгнаса вела их в бой и порой самолично врывалась в бой. Её планирование войны было довольно простым: прийти, увидеть, победить.

— Но тогда была совсем другая война… — пытался отговориться один из офицеров, но та блядь быстро заткнулась, когда я на него посмотрела.

«Это всё равно была война!» не высказала я вслух.

— С этого дня мы не будем сидеть сложа руки! — орала я на всех. — Я приказываю вам как можно быстрее приготовиться к наступлению! Чтобы через неделю наши войска были в Хсидре и чтобы ещё через неделю… в это…

Я посмотрела на карту и увидела название города западнее Хсидры.

— … и чтобы ещё через неделю мы были Имйурохе! Всем ясно?!

— Так точно! — ударили в свои нагрудники офицеры, поднявшись на ноги.

— А теперь за работу! — крикнула я уже более весело.

Не успели офицеры открыть рот, как какой-то солдат вбежал в штабную палатку.

— Сообщение! Срочное! — прежде чем продолжить солдат отдышался и вытерев со своего лба пот продолжил. — Гелмания вступила в войну!

.

..

…

***

…

..

.

Когда ты находишься посреди огромной толпы ты не чувствуешь себя один и в тоже время если на тебя никто не обращает внимание ты как раз чувствуешь себя одиноким. Это ощущение не описать простыми словами, ощущение, когда ты стоишь посреди тысяч человек на площади огромного города перед дворцовой трибуной.

Сегодня в Гелмании был праздник, день воскрешения Кенда, древнего героя, что спас страну от нашествия морских чудовищ. Люди сегодня веселились как могли вместе со своими семьями. Не отдыхали разве что дворцовые стражи, что стояли за мэрлонами на стенах дворца. Впереди толпы стояла имперская армия, облачённая в тяжёлые стальные доспехи ровными рядами на плацу.

Редко, когда можно увидеть настоящего имперского солдата особенно в мирное время. Говорят, что Империя настолько могуча что набирает солдат только из сирот и заставляет их служить всю жизнь до самой их смерти. Насколько же много сирот в Империи? А может это была ложь? Сейчас это было неважно.

В этот праздничный летний день дул холодный ветерок, разгоняющий небольшие пушистые облака, а жёлтое солнце своими тёплыми лучами согревало мир. Люди собрались на площади чтобы выслушать речь своего монарха императора Дитрича фон Гелмания сильнейшего человека в Империи.

На трибуне где он должен будет выйти висели жёлто-зелёные флаги с солнцем и мечом в круге, а за трибуной ввысь до небес возвышалась высокая башня что словно игла касалась облаков. Как такое высокое сооружение ещё не рухнуло? Ответ был довольно прост: магия.

В этот момент солдаты перед взволнованными жителями города подняли кончики копий вверх и ударили все разом тыльной стороной копья о каменную плитку заставив сотрястись землю от удара. Все жители Империи на площади прекрасно слышали барабан из копий, что словно гром среди ясного неба о чём-то возвещал, а возвещал он об одном: о прибытии императора.

Из тёмных коридоров в свет на трибуну медленными тяжёлыми шагами в своей тяжёлой элегантной броне с укрытой за спиной императорской робой вышел аловолосый мужчина всем своим видом излучающий красоту и властность.

Он с гордым видом вышел на трибуну показываясь перед людьми во всей своей красе. Люди с удивлением взирали на своего монарха и от чувства своей низости и ничтожности все как один стали преклоняться перед ним.

Даже те, кто не стал поначалу этого делать чтобы не выглядеть странными тоже преклонились перед императором пока барабан из копий тысяч солдат продолжал стучать и разносится по всему городу. Вскоре император осмотрел всю площадь заполненный верных ему людей и ухмыльнулся от увиденного. Он видел свои огромные владения, свою мощь, которую ничто не способно было сокрушить и уничтожить. Он облокотился руками о трибуну и барабан копий вмиг утих.

Люди в этот момент стали понемногу подниматься на ноги и смотреть с удивлением на своего императора. Позади императора стояла его императрица Мэри голубовласая женщина в голубом платье, а за ней и наложницы императора. Но их простые люди не видели. Их время ещё не пришло.

Их едва можно было бы увидеть с площади так как всё внимание было сосредоточено на императоре, что поднял свою руку вверх и сжав его в кулак выкрикнул всего одно слово заставив людей почувствовать нечто грандиозное, что они никогда в своей жизни не чувствовали и не ощущали своим нутром.

Голос был усилен магией воздуха, что разносился не только по площади, но и по всей имперской столице. Яростное выражение лица и рвение, с которым император сказал это слово было невероятно пугающе и грандиозно, словно это слово вмиг изменило жизнь людей, но куда именно люди пока не