по нраву пришлась? – усмехнулась Рогнеда. – Ярилка… Продать? Знаешь, боярин, я ведь свою челядь не неволю. Сам с ней поговори, коль незазорно… Может, и сговоришься – смотря что предложишь. Ну и я свою долю буду иметь…

– Ну, это само собою!

– Тогда сговоришься… Только имей в виду – девка она ушлая.

– Уж это-то я заме-етил…

– Э, Гюрята Степаныч! – вдруг вспомнил князь. – Пока не опьянел, послание давай, пиши… Эй! Слуги! Чернила сюда и бумагу! Нашу, хорошую…

* * *

– Стало быть, не всех перебили, пожгли? – уточнил тиун Николай Застенец. Не чей-то там тиун, а посланник самого Господина Пскова!

Важный сделался Кольша, рубаха с вышивкой, кафтанец знатный, юфтевые сапоги! На поясе, кроме ножа, еще и писало, да в калите – запас аккуратно нарезанной и пропаренной бересты – для записей. На бересте много не напишешь, мыслию по древу не растечешься – только по существу, только по делу.

– Итак, вот… – вытащив чистую бересточку, посланец взял в руку писало и с нарочитым подозрением уставился на местного, костовского, старосту Еремея, рыжебородого мужика в длинной посконной рубахе и кожаных постолах. Как раз в еремеевской избе Николай ныне и обретался, прям вот с полудня, как пришел, вернее, прискакал на казенной каурой кобылке. Ну, а где же, когда сам батюшка-боярин Гюрята Степанович грозное послание с гонцом прислал – поспособствовать!

Вот староста Еремей и способствовал…

– Ершовых пожгли, Никаноровых… Шустовых… Еще – Окуневых…

– Богатые семьи? – записав, уточнил Николай.

Староста махнул рукой:

– Да какое там! Наоборот – голь-шмоль.

– Что, все сразу?

– Так да. У нас, в Костове, чай, и побогаче дворы найдутся – так тех не тронули.

– Почему? – посланник резко вскинул глаза.

– Ну-у, не знаю… – растерявшись, Еремей явно не знал, что сказать – в чем честно и признался.

И в самом деле, почему? Вопрос требовал ясности – Кольша (бывший Шмыгай Нос) в сыскной избе далеко не первый год обретался и прекрасно понимал – в дознании мелочей не бывает! Особенно таких вот – необъяснимых. Все должно иметь объяснение.

– Может, не успели просто… – почесав нос, задумчиво протянул Еремей. – Из Ромашкова воевода Дормидонт с дружиной как раз явился, спугнул супостатов…

– Спугнул? То есть схватки никакой не было?

– Так и не было. Говорю же – спугнул… А еще, – вдруг вспомнил староста, – зажиточные-то дворы – они покрепче будут. Там и ограда справная, и ворота дубовые. Может, торопились да связываться не захотели?

– Хм… может, и так…

Все нужно было проверять, чем новоявленный тиун и занялся. Начал с простого – прошелся по деревне, заглядывая во все углы, да осмотрел пепелища. Местные знали уже про посланца, любопытничали, посматривали издали, но близко не подходили – боялись.

Пепелища – остатки сожженных изб – располагались вовсе не кучно, а в разных концах деревни. Меж проплешинами гари виднелись вполне себе целые дворы с избами, овинами, пилевнями и всем прочим. Даже заборы не обгорели! Ну, да – строились вольготно, и расстояние между дворами было довольно-таки большое. Проплешины же выпалывались, пропахивались даже! Даже вон свежая вспашка… Умно! Ничего не скажешь – умно. Интересно, это кто ж приказал? Староста?

– Не, не староста, – сообщил первый же попавшийся отрок. – То Анемподист, тиун господина нашего, боярина Гюряты Степановича Собакина!

– Я-асно! Смотрю, тиун-то ваш – голова!

– Не голова. Указчик! Стро-огой…

– А ты-то сам кто?

– Телятниковы мы… Я – Горька.

– Горька… А скажи-ка, Горька, как это тиун ваш так вовремя подгадал? А что раньше-то тоже вот так меж дворами пропахивали?

– Не, господине. Токмо в это летось.

– Я-асно… Что ничего не ясно… Ты ступай себе, отроче, ступай… Хотя постой-ка! Много у вас в полон угнали?

Староста Еремей, конечно, огласил цифру… Но всегда лучше проверить из иных источников…

– Почитай, почти что полсорока душ, господине. Отроцы да девицы.

Отроцы да девицы… Ясно – таких быстро можно продать. И не так уж и дешево. Особенно девиц… Что же касаемо количества… Староста тоже примерно такую же цифру называл – полторы дюжины. Ну да, с чего б ему врать-то?

– А что, ты-то сам набег помнишь?

– Ой, господине! Не приведи Господь! – мальчишка округлил глаза и перекрестился. – Налетели, откель ни возьмись, все конны, оружны…

– Немцы?

– Может, и немцы… Не-е! Без крестов были. Орденские же немцы – все в белых плащах, с крестами…

– Литовцы тогда?

– Могли и они… Жалости не ведали, хорошо, у нас ворота крепкие, да и тын! Не от лихих людей – от волков да медведей. Мы-то на самой околице – эвон! – отрок указал рукой.

Добротная изба на подклети, тын – сажени полторы, ворота дубовое… С наскока не возьмешь! Впрочем, если поджечь, то…

– А-а… Откуда вражины-то налетели?

– Так с околицы ж, мимо нашего дворища!

Мимо… Ас чего бы мимо-то? Заранее рассчитали, куда идти? Или просто не хотели терять людей на штурме?

– От реки пришли, с Наровы. Тонников наших сперва перебили – сторожу… Ой, господине… – парнишка вдруг замялся. – Мне бы к стаду пора… А то коровки-то…

– Н-ну, иди, – милостиво разрешил Кольша. Все одно от тебя толку нет… Кого б потолковее, поприметливей…

– А к тоням-то как пройти-проехать?

– А вон… мимо нашей избы, а дале… Дале б показать надоть… Эвон, девки наши, телятниковские. Верно, за ягодами… Их и попрошу… Эй! Эгей! Тонька! Тошка, чтоб тебя!

Тошка наконец оглянулась. Худенькая такая девочка, тонкорукая, тонконогая, босая. Темно-русая коса да синие – в пол-лица – глазищи. Обычная себе девочка. С плетенной из коры-лыка корзинкою. Правда, браслетик на запястье серебряный. Холопы – но зажиточные. У умного хозяина таких много. Ну, правильно – коли холоп не беден, так богат и хозяин!

А коли б всю деревню пожгли? Прямой боярину Собакину убыток! И еще какой! И так-то…

Почему ж только одних нищих пожгли, поубивали? А в полон всех, кто под руку попался! Отроков да девиц…

– Тошка!

– Чего орешь-то? Не видишь, подошла уже… Ой, господине! – девочка поклонилась. – Меня Антониной звать. Телятниковы мы. Эвон – сестрицы…

Тошка указала маячивших в отдалении совсем уж мелких девчонок – лет по пяти, семи… Тоже, между прочим, с корзинками… Экие ягодницы! Хотя правильно – с юных лет помощницы…

– А я – тиун, Николай… Господином Псковом прислан!

– А! Дознанье вести! – вмиг сообразила девчонка. – Ужас, какой набег был! Многих подружек моих полонили… Да почти всех…

Тошка тяжко вздохнула…

– Лельку, Колядку, Настену… Эх! Еще отроцев… Мы в ночном были, коней пасли… Я-то схоронится успела – не нашли!

– Дорогу господину тиуну покажи. На тони, – важно перебил Горька.

– А-а…

– А сестриц я с собой заберу. На луг. Там рядом земляники – пропасть!

– Ну, а я пока за конем… – вмиг озаботился посланец.

Тошка глянула прямо ему в глаза:

– Не надо коня, господине. Там короткая тропка есть – ей и пойдем. Лесом… Правда, коли тебе без коня невместно…

– Ничего, – улыбнулся Кольша. – И без коня прогуляюсь. Надеюсь, не заплутаем.

– Ну, не-ет.

* * *

– Дуй, ветер! Шумите, деревья… О, великий Перкунас, скоро ты