— Так значит, он — главный идеолог революции?

— Да.

Только теперь я понял, что именно происки Уильяма привели Падму в эту, некогда «тихую обитель». Экзоты всегда преувеличенно серьезно относились к той части онтогенетики, которая занималась изучением взаимодействия социальных слоев общества и ее отдельных личностей; а Уильям, как один из современных «потрясателей устоев» с его махинациями и интригами, безусловно, попадал в сферу их самого пристального внимания.

— Все это понятно, но интересов Дорсая, если не считать сложностей с контрактом Грэймов, происходящее, по большому счету, не затрагивает.

— Не совсем так, — возразил Падма. — Уильям — личность, безусловно, незаурядная — знает, как одним камнем подбить две, а при удачном стечении обстоятельств — пятьдесят птиц. Непосредственно сам или через своих доверенных лиц он собирает отряды «солдат удачи» — наемников. События в Нахаре могут подорвать репутацию военных с Дорсая.

— Понимаю… — начал я и замер на полуслове, потому что неожиданно корпус аэробуса задрожал, как от сильного удара.

— Вниз, быстро! — крикнул я и потащил Падму на пол, подальше от окна аэробуса. Тут проявилось еще одно замечательное качество экзотов: они безоговорочно доверяют профессионалам — людям, знающим свою работу. Он послушно подчинился мне, не проронив ни единого слова.

— Что это было? — спросил он через некоторое время, все еще продолжая неподвижно лежать на том месте, куда я его пристроил.

— Нас пытались сбить, — коротко бросил я, — Пожалуйста, оставайтесь внизу.

Пригибаясь, я пробежал по проходу, открыл дверь пилотской кабины и переступил ее порог. Как по команде, головы Аманды и Мигеля повернулись в мою сторону, их лица были встревожены.

— Кто это охотится за нами? — спросил я Мигеля.

В ответ он лишь пожал плечами:

— Не знаю. Здесь, в Нахаре, ожидать можно чего угодно, а сделать это мог кто угодно. Революционер или тот, кто терпеть не может дорсайцев, экзотов, а возможно, и меня. Наконец, это мог быть пьяница, наркоман или «герой», показывающий свою молодецкую удаль.

— И при этом имеющий боевое оружие, — добавил я.

— Ну, это не проблема, — усмехнулся Мигель, — Сейчас трудно найти в Нахаре человека невооруженного, и большинство из них, законно или не очень, владеют настоящим оружием.

Кивком головы Мигель показал на ветровое стекло.

— Во всяком случае, мы уже почти прибыли.

Я прижался лицом к стеклу иллюминатора. Гебель-Нахар — правительственная резиденция колонии — сверху выглядел как цепочка соединенных между собой строений, спускающихся до середины склона невысокой горы. В ярком солнечном свете он напоминал бы модный курорт, построенный на сбегающих вниз по крутому склону открытых террасах, если бы каждая терраса не упиралась в глухую стену, представлявшую собой мощное фортификационное сооружение, оснащенное тяжелой артиллерией. Имея хорошо обученный гарнизон, Гебель-Нахар, по крайней мере, был неприступен для атакующих с равнины.

— А что по ту сторону? — поинтересовался я.

— Отвесная скала с вырубленными площадками для тяжелых орудий. К орудиям ведут прорытые в горе туннели, — ответил Мигель. — На их строительство ранчеры не поскупились. Если действительно станет жарко, и они, и вся их родня сбегутся под защиту этих орудий.

Не успел он договорить, как наш аэробус мягко заскользил по взлетной полосе. Оставив пилотскую кабину, мы присоединились к Падме и уже через несколько мгновений один за другим спустились на гладкий бетон.

— Совершенно не могу понять, что происходит, — озадаченно произнес Мигель, удивленный необычной тишиной, царившей вокруг.

Не двигаясь с места, мы настороженно озирались, готовые в случае опасности возвратиться в аэробус и немедля снова подняться в воздух.

Громкий крик заставил всех нас резко повернуться. За криком послышался топот ног, а еще через мгновение на взлетную полосу выбежал солдат в зелено-красной униформе нахарской армии с нашивками музыкантской команды и с болтающимся на боку энергоружьем. Добравшись до аэробуса, он остановился напротив нас, покачиваясь и с трудом переведя дух.

— Сэр… — Воздух со свистом вырывался из его натруженных легких. — Ушли…

Мы молча ждали, когда солдат восстановит дыхание, и действительно, через несколько секунд он предпринял новую попытку на архаичном испанском объяснить, какое чрезвычайное происшествие заставило его так бежать и так запыхаться.

— Они ушли, сэр! — выкрикнул солдат, обращаясь к Мигелю, — Они ушли, все полки, все до одного!

— Когда? — коротко бросил Мигель.

— Два часа назад. Они все решили… решили заранее. В одно и то же время, словно по команде, в каждом взводе появился свой агитатор и начал кричать, что настало время уйти и пробил час показать этим ricones, кого поддерживает армия. Тогда они схватили свои ружья, развернули знамена и пошли строем… Вот, смотрите!

Солдат махнул рукой в сторону равнины. Транспортная зона находилась между пятым и шестым уровнем вверх по склону Гебель-Нахара. Отсюда, да пожалуй, с любого другого уровня лежащая внизу равнина прекрасно просматривалась на многие мили вперед.

Напряженно вглядываясь вдаль, мы у самого горизонта увидели слабые перемещающиеся блики отраженного солнечного света.

— Это они разбили там лагерь. Ожидают, что к ним придет подкрепление из соседних стран, и тогда они вернутся и закончат революцию.

— Все ушли? — Вопрос, заданный Мигелем по-испански, заставил солдата резко повернуться.

— Все, кроме нас — вашей команды. Теперь мы лейб-гвардия его величества Конде.

— А где дорсайские инструктора?

— Были в своих кабинетах, сэр.

— Я немедленно отправляюсь туда, — обращаясь к нам, быстро проговорил Мигель. — Господин посланник последует в свои апартаменты или присоединится к нам?

— Я пойду с вами, — сказал Падма.

Мы пересекли транспортную зону, вошли в служебный корпус и долго блуждали по бесконечным кабинетам с огромными, во всю наружную стену, окнами. Кенси и Яна мы обнаружили в одном из таких кабинетов. Братья Грэймы стояли у массивного письменного стола, за который при желании можно было усадить не менее полдюжины человек.

Они повернулись, и я ощутил, что снова нахожусь в плену странных иллюзий, испытываемых всякий раз, стоило близнецам оказаться рядом.

Эффект был достаточно силен при знакомстве с одним из братьев, но когда — как сейчас — их оказывалось двое, чувство это возрастало многократно.

Несмотря на их рост — а каждый был, пожалуй, на целую голову выше меня, — Грэймы отличались настолько правильным сложением, что их истинные пропорции не поражали и не казались выдающимися, пока не появлялся некто третий, с которым можно было сравнить. На расстоянии братья выглядели как люди, обладающие ростом чуть повыше среднего.