Такая вот «крутая» цитата…

Вообще-то, упомянутый ковчег, хотя и был в Успенском соборе, был не святым ковчегом, а ковчегом государственных актов и тайком пробираться к нему нужды не было. И не совсем понятно — зачем надо озираться в алтаре, если ты там один? А если не один, то как можно не вызвать подозрений, озираясь?

Не буду и настойчив в желании узнать у Крутовых — а как выкручивались петербургские чиновники, затянутые в тугие вицмундиры без складок, «пронося тайком» пакеты с копиями секретного указа царя в Сенат, в Святейший синод и в Государственный совет? Просто процитирую августейшего биографа царя Александра — великого князя Николая Михайловича:

«Мне кажется, откуда бы Николай Павлович ни знал об отречении (в его пользу. — С.К.), это — дело второстепенное; но факт безусловный, что он был осведомлён об этом, равно как и Филарет, князь А.Н. Голицын, граф Аракчеев, а также обе императрицы.

Повторяем, ничего «странного» мы не видим в обстановке всего этого дела, а что касается впечатления тайны, то оно скорее понятно, ввиду важности самого акта. В Петербурге манифест хранился в трёх главных государственных учреждениях: в Государственном совете, Св. синоде и Сенате. Чего же больше?»

Не знаю как читатель, но я более доверяю внуку Николая I и двоюродному внуку Александра I, чем Натану Эйдельману и Владимиру Крутову. Надеюсь, что читатель — тоже.

Однако для того, чтобы иметь к такому недоверию объективные основания, мне пришлось, разобравшись с горой источников, написать эту вот, продвигающуюся к концу, книгу, а читателю — её прочитать. И теперь нас, пожалуй, так просто «на пушку» не возьмёшь… Но скольким своим согражданам лукавые эйдельманы и крутовы закрутили мозги в бараний рог? И скольким ещё закрутят?

Впрочем, не так всё было бы и грустно, если бы все проблемы поиска исторической истины ограничивались разбором «трудов» «исследователей» русской истории вроде Натана Эйдельмана и Владимира Крутова…

ЗАСИМ вернёмся непосредственно к теме…

Относительно Русской Америки большинство дореволюционных русских историков и исторических мыслителей заблуждалось вполне добросовестно. Например, такой оригинальный геополитик, как Николай Яковлевич Данилевский, в своей классической работе «Россия и Европа» посетовал: «Расселения скачками через моря или значительные промежутки не удаются, хотя бы им покровительствовало правительство. Не удалась нам Американская колония, не удаётся что-то и Амур»…

Вопросом — а почему нам «не удалась» Русская Америка и не удаётся даже Амур? — Данилевский не задавался. Да и, будучи буржуазным либералом пополам с монархистом, прямо обвинить царизм в небрежении интересами России и неумении их защитить Данилевский не мог. Да и не во всём был глубок Николай Яковлевич, да и далеко не всё знал…

Хотя…

Что там надо было особого знать, чтобы задаться вопросом: «Как же это так? До Байкала и Охотска расселение русским удалось без особых проблем, а на Русской Америке и Амуре как заколодило… Почему?»

И ответ-то был очевиден — именно с геополитических позиций! С Байкалом и Охотском «удалось» без особых проблем потому, что Байкал лежал достаточно далеко от русских естественных границ, а зона Охотска и Чукотки представляла собой такую естественную границу, по которой русские не сталкивались с чужим геополитическим противодействием. Зато Аляска оказывалась таким новым естественным рубежом, на котором интересы России уже непосредственно сталкивались с интересами США и Англии.

Отсюда — и усиленные диверсии англосаксов под Русскую Америку, в итоге увенчавшиеся успехом постольку, поскольку этим диверсиям десятилетиями решительно не противодействовали. А выйдя на средний Амур с Уссури, Россия сталкивалась уже с Китаем. Граничные же условия редко бывают простыми — хоть в математике, хоть в жизни.

Главной же причиной как неудачи с «Американской колонией», так и слабых успехов России на Амуре оказывался загнивающий царизм… Причём возникающий в последней трети XIX века в пределах Российской империи режим уже нельзя было назвать самодержавным! При огромных внешних долгах России к семидесятым годам XIX века у лондонского торгового дома «Беринг и Ко» прав, скажем, на Берингов пролив было, пожалуй, побольше, чем у санкт-петербургского царя.

Плюс — «наперсники разврата», жадной толпой стоящие и у трона, и за троном, и вертящие очередной монархической куклой на троне.

Однако оценить царизм как основную помеху свободному развитию России во времена царизма решались не все, а точнее, решалось меньшинство. В том числе и поэтому «Народная воля» Желябова не нашла иного выхода попытаться изменить положение вещей, кроме бомбы Гриневицкого. Однако начинал Желябов с пропаганды, а не с бомб, и если бы российские образованные слои, включая образованный элитарный слой, любили Россию и её народы так же горячо и глубоко, как «народовольцы», то и бомб не потребовалось бы…

Данилевский этого явно не понимал.

Использованный Данилевским термин «скачок» тоже точным не назовёшь. В холодных северных широтах не очень-то поскачешь даже летом, и русские там не «скакали», а постепенно и последовательно шли на Восток!

Навстречу Солнцу…

И этот двухвековой поход к Восточному океану был глубоко естественным и исторически оправданным. Вначале — на «дикий брег Иртыша», потом — за Обь, за Лену, за Колыму… Тихий океан стал всего лишь очередной, хотя и самой значительной, великой водной преградой на пути русских к Солнцу и к тому рубежу, за который далее идти было уже нельзя — там начиналось чужое… На той же «Аляске» русские люди прочно не ушли дальше бассейна Юкона и Тананы. По линейке русско-английскую границу провели позднее уже в паркетных залах.

Ну, ладно, геополитический анализ в реальном масштабе времени удаётся немногим. Но что мешает глубокому и всестороннему «послеигровому» анализу сегодня, через полтора века после событий?

То-то и оно, что мешают извечные «короли» и «капуста»… А точнее — те силы, которые могут обеспечить «зелёными» «историков», лояльных к лжи и фальсификации исторической истины.

В 1995 году мидовское издательство «Международные отношения» осчастливило читающую публику коллективной монографией бывших советских историков, переименовавших себя в историков «российских», под обязывающим названием «История внешней политики России. Первая половина XIX века (От войн России против Наполеона до Парижского мира 1856 г.)». И уже в начале раздела, посвящённого отношениям России и США, авторы монографии сделали удивительнейшее заявление: «Интересы двух стран непосредственно не сталкивались на мировой арене»… Похоже, для целого коллектива докторов исторических наук если в тогдашнем мире что-то происходило вне войн с Наполеоном или не в Париже, то это уже и не мировая арена, а так — задворки. Подумаешь — какая-то там Русская Америка, какие-то там жалобы какой-то там Русско-американской компании, какой-то «берингов» указ Александра I и торпедирующая этот Указ русско-американская Конвенция 1824 года…