Этих отверженных очень устраивает их неприступность. Она избавляет их от кучи неприятностей, связанных с налоговыми инспекторами, теми, кто желает свести с ними счеты, или рутинным приставанием полиции. От общества они изолированы настолько, насколько им удобно, но сами без труда разыскивают друг друга. Когда Сони прилетает в Лос-Анджелес, Отто встречает его в аэропорту. Когда Терри едет во Фресно, то быстро находит президента тамошнего отделения Рея, который обитает в неком неведомом месте и связаться с которым можно лишь по секретному номеру телефона, который постоянно меняется. Оклендские «ангелы» используют для связи телефон Барджера, время от времени проверяя сообщения на автоответчике. Кто-то пользуется различными салунами, где их хорошо знают. «Ангел», который хочет выйти на связь, договаривается либо о месте встречи, либо о звонке по определенному номеру в условленное время.

Однажды вечером я пытался условиться о встрече с молодым «ангелом» по имени Роджер, в прошлом диск-жокеем. Это оказалось невозможным. Он понятия не имел, где будет завтра.

– Меня же не просто так зовут Роджер Бродяга, – сказал он. – Сплю, где получится. Все едино. Как только начнешь этим заморачиваться, застопоришься и тебе конец, чел, крышка.

Если бы его тем вечером убили, он не оставил бы по себе никаких следов: ни документов, ни личных вещей, а его байк тут же разыграли бы остальные. «Ангелы ада» не считают необходимым писать завещания, и их смерть большой писанины не требует. Истекает срок водительских прав, отчеты о приводах в полицию отправляются в тупик «Нераскрытое», байк меняет владельца, а несколько «личных карточек» из бумажника бросают в мусорный бак.

Из-за кочевого образа жизни их система связи должна функционировать безотказно. Потерявшееся сообщение может привести к большой беде. «Ангела», который мог бы сбежать, арестуют; свежеукраденный байк не попадет к покупателю; фунт марихуаны – в нужные руки; или – на худой конец – целое отделение не узнает про пробег или большую вечеринку.

Конечный пункт пробега держат в секрете как можно дольше, – главным образом, чтобы помучить копов. Президент отделения узнает о нем по междугороднему телефону, а потом говорит своим накануне пробега либо на собрании, либо оставив сообщение у горстки барменов, официантов и «своих» девах, известных как связники. Система исключительно эффективна, но не защищена от утечек, и к 66-му «ангелы» решили, что единственная надежда сохранить конечный пункт в тайне – вообще его не разглашать до начала пробега. Барджер как-то попытался так сделать, но полиция сумела проследить передвижение колонны и по радио передавала информацию вперед. Радиосопровождение – единственное, что дает копам преимущество, ощущение уверенности и контроля над ситуацией. И они правы, пока не происходит сбой, но с уверенностью можно предсказать, что в такой, как этот, людный уик-энд колонна байкеров попросту исчезнет, как точка, улизнувшая с экрана радара. Для исчезновения нужно всего ничего: какая-нибудь редкая вечеринка, куда постоянно стремятся попасть «отверженные», ранчо или большая ферма, с владельцем которой они на короткой ноге, участок в глухомани и вне досягаемости легавых, где можно напиться, раздеться и броситься друг на друга, как козлы в гоне, пока не отрубятся от изнеможения.

Стоило бы купить себе полицейскую рацию, чтобы послушать панику в эфире:

– Группа из восьмидесяти человек только что проехала через Сакраменто, направляется на север по федеральной 50… никакого насилия… думаем, движется к озеру Тахо…

В пятидесяти милях к северу, в Плейсервилле, шеф полиции взбадривает своих ребят и отправляет с обрезами на обе стороны трассы к югу от черты города. Два часа спустя они все еще там, и диспетчер из Сакраменто нетерпеливо требует доклада о том, как Плейсервилл справляется с кризисом. Шеф полиции нервно сообщает, мол, ничего не происходит, и спрашивает, могут ли его заскучавшие войска разойтись по домам и отдохнуть в законные выходные.

Диспетчер, сидящий в радиорубке штаб-квартиры дорожного патруля в Сакраменто, говорит, мол, держитесь, а он пока поспрашивает. И несколько минут спустя в наушниках раздается его писк:

– Schwein, свиньи! Ты лжешь! Хте они?

– Нечего обзываться, – отвечает плейсервиллский шеф. – К нам они не приезжали.

Диспетчер опрашивает всю северную Калифорнию – без результата. Полицейские машины ревут по всем трассам, проверяя каждый бар. Ничего. Восемьдесят самых злостных хулиганов штата носятся где-то между Сакраменто и Рено, пьяные, жадные до грабежа и насилия. Еще один конфуз для правоохранительных органов Калифорнии, и как это они могли потерять целую колонну сволочей, и притом на федеральной трассе… уж точно головы полетят.

Но отверженных уже не догнать, они свернули с трассы у указателя: «Ферма „Сова“. Вход воспрещен». Они вне досягаемости закона, если только владелец не пожалуется. А тем временем в окрестностях исчезает еще группа – человек под пятьдесят. Поисковые бригады полиции прочесывают трассу, ищут следы слюны, смазки и крови. Диспетчер лютует у микрофона; голос дежурного, отвечающего на вопросы радиокорреспондентов из Сан-Франциско и Лос-Анджелеса, срывается:

– Сожалею, больше я не могу сказать. Кажется, они э… по нашей информации, они… они исчезли, да, они испарились.

В реальности такого не случилось лишь потому, что у «ангелов ада» нет доступа к частным владениям подальше от жилья. Один-два хвастались, что у них есть родственники со своими фермами, но я ни разу не слышал, чтобы кого-то приглашали туда на пикник. У «ангелов» мало контактов с теми, кто владеет землей. Они – дети города, как эмоционально и экономически, так и физически. По меньшей мере в одном, а то и в двух поколениях они отпрыски тех, кто вообще ничем не владел, даже машиной.

«Ангелы ада», несомненно, феномен низших слоев общества, но члены группировки не обязательно выходцы из нищей среды. Невзирая на тяжкие времена, у их родителей, цохоже, есть кредит. Большинство отверженных – сыновья тех, кто приехал в Калифорнию либо незадолго до Второй мировой, либо во время ее. Большинство порвали связи с семьями, но я ни разу не встречал «ангела», который утверждал бы, что у него «дом в городе» – в расхожем смысле этого слова. Тэрри Бродяга, например, родом из Детройта, Норфолка, Лонг-Айленда, Лос-Анджелеса, Фресно и Сакраменто. Ребенком он жил то тут, то там, не в бедности, но вечно на колесах. Как и у большинства других, у него нет корней. Он живет исключительно в настоящем, в данной минуте, в действии.

Самое долгое его «заигрывание» со стабильностью – три года службы в береговой охране по окончании школы. С тех пор он спустя рукава стриг деревья, чинил машины, выступал статистом, был чернорабочим и перепродавал то и се. Несколько месяцев поучился в колледже, но бросил, чтобы жениться. После двух лет, рождения двоих детей и бесчисленных ссор брак закончился разводом. Еще у него есть ребенок от второй жены, но и этот союз долго не протянул. Теперь, после двух арестов за изнасилования, о которых раструбили повсюду, он называет себя «завидным холостяком».

Невзирая на внушительный перечень арестов и задержаний, в тюрьме он провел, по собственным прикидкам, в общей сложности полгода: полтора месяца за вторжение*в чужие владения, остальное – за нарушение правил дорожного движения. Терри арестовывают много чаще остальных «ангелов»: один его вид провоцирует копов. В промежутке между 1964 и 1965 годами он заплатил приблизительно две с половиной тысячи долларов, чтобы отделаться от поручителей, адвокатов и дорожных штрафов. Как большинство других «ангелов ада», он винит полицию, дескать, это она превратила его в стопроцентного отверженного вне закона.