– Хочешь еще «джиг-джиг» перед тем, как идем, хейя?

– Нет. В следующие несколько недель времени у нас будет хоть отбавляй. Хоть отбавляй, хейя? – Суслев опустил ее на землю. На рассвете он занялся с ней любовью, но скорее чтобы доказать, что он мужчина, а не по желанию. «Вот в чем проблема. Желания нет. Скучно с ней». – Ну, ты поняла, какой план, хейя?

– О да, – величественно произнесла она. – Я нахожу склад номер семь, смешиваюсь с грузчиками-кули и вместе с ними тащу мешки на корабль. Когда поднимаюсь на борт, иду дверь против трапа, вхожу и даю бумагу. – Она вытащила бумагу из кармана, чтобы показать, что та у нее, в целости и сохранности. На бумаге было написано по-русски: «Каюта 3». Борадинов должен будет ждать ее. – В третьей каюте можешь принять душ, переодеться одежду, которую ты покупать, и ждать. – Еще одна улыбка во весь рот. – Хейя?

– Отлично. – Одежда стоила гроши и избавляла от необходимости что-то брать с собой. Без багажа все гораздо проще. Багаж могут заметить. Джинни ничем не должна привлекать внимание.

– Ты уверен, что ничего не нужно взять с собой, Греги? – волнуясь, спросила она.

– Нет, только какую-нибудь косметику, женские штучки. Все в кармане, поняла?

– Конечно, – надменно произнесла она. – Что я, глупая?

– Хорошо. Тогда вперед.

Она еще раз обняла его.

– О, спасибо за отпуск, Греги. Я буду самой лучшей из самых лучших. – И она ушла.

После встречи с Коронским Суслеву страшно захотелось есть. Подойдя к обшарпанному холодильнику, он порылся там, нашел шоколадные конфеты. Сжевал одну, зажег газ и стал жарить яичницу из нескольких яиц. Снова нахлынуло беспокойство.

«Не волноваться, – приказал он себе. – План сработает, Тайбань будет у тебя в руках, а вызов в Главное управление полиции – лишь рутинная проверка.

Отставь все в сторону. Подумай о Джинни. Может, в море с ней будет не так скучно? Пока не придем в порт, ночью буду развлекаться с ней – не каждую ночь, конечно, – а днем с тайбанем. Его я выпотрошу, а она растворится в новой жизни, и опасность исчезнет навсегда. Тогда я поеду к себе на дачу, где меня будет ждать эта мегера Вертинская. И мы с ней схлестнемся, она станет костить меня последними словами, пока я не взбешусь и не сорву с нее одежду, может, снова возьмусь за плеть, а она начнет отбиваться, пока я силой не войду в нее и не взорвусь у нее внутри, возможно вместе с ней. Господи, вот бы так было каждый раз! А потом буду спать, не зная, убьет она меня во сне или нет. Но ее предупреждали. Если со мной что-то случится, мои люди отдадут ее и всю ее семейку прокаженным на восточной окраине Владивостока».

По радио начался выпуск семичасовых новостей на английском языке.

«Доброе утро. Говорит радио Гонконга. Снова ожидаются сильные дожди. Банк „Виктория“ официально подтвердил, что принимает на себя все обязательства банка „Хо-Пак“ перед клиентами, и просит вкладчиков, которые хотят снять со счетов свои деньги, в понедельник без всякой паники встать в очередь и получить их.

В течение ночи по всей колонии имели место многочисленные земляные и грязевые оползни. Больше всего пострадали зона поселка переселенцев над Абердином, Сауминбин[124] и терраса Суйфэй в Ваньчае, где из-за шести значительных оползней повреждены здания. Как стало известно, общее число погибших достигло тридцати трех, и есть опасения, что многие остаются погребенными под завалами.

Мы не располагаем новыми сведениями о похищении и гнусном убийстве бандой Вервольфов мистера Джона Чэня. Объявлено о вознаграждении в сто тысяч долларов за информацию, которая поможет схватить их.

В сообщениях из Лондона подтверждается, что в СССР в этом году опять неурожай…»

Остальные новости Суслев не слушал. Он знал, что информация из Лондона соответствует действительности. По совершенно секретным прогнозам КГБ, нынешнего урожая снова не хватит, чтобы накормить страну.

«Господи, ну почему, черт возьми, мы не можем сами себя прокормить?!» – хотелось крикнуть ему: что такое пухнуть от голода, какие это муки, он знал на собственном опыте, не говоря уже об ужасных рассказах отца и матери.

«Значит, снова голод, снова придется затягивать пояса и покупать зерно за границей. И тратить иностранную валюту, которая достается с таким трудом. Наше будущее в опасности, страшной опасности. Продовольствие – наша ахиллесова пята. Его всегда не хватает. Всегда не хватает то умения, то тракторов, то удобрений, то денег. Ведь на самом деле все деньги уходят на оружие, армию, самолеты и корабли. Для нас важнее всего стать достаточно сильными, чтобы защитить себя от этих капиталистических псов и от этих шавок, китайских ревизионистов, начать против них войну и разгромить их, прежде чем они разгромят нас. А вот продовольствия всегда не хватает. И для нас, и для наших буферных зон: Балкан, Венгрии, Чехословакии, Польши, Восточной Германии, Прибалтики. Почему этим ублюдкам почти всегда удается прокормиться? Почему они искажают цифры своих урожаев, обманывают нас, лгут нам, воруют у нас? Мы их защищаем, а они что делают? Все затаили против нас злобу, и стоит ослабить узду, как они поднимают восстания, – так было в Восточной Германии и Венгрии. Поднимают бунт и поворачивают против нас глупые массы. Только наши войска вместе с КГБ и способны держать в страхе этих мерзавцев паршивых, ревизионистов и диссидентов.

Голод порождает революции. Это закон. Голод всегда заставляет массы восставать против своих правительств. И что нам остается? Держать их в цепях – всех, – пока не разгромим Америку и Канаду и не сделаем их пшеничные поля своими. Тогда наши урожаи вырастут вдвое.

Не надо обманывать себя, – мучительно думал он. – Наше сельское хозяйство хиреет. И давно уже. Когда-нибудь оно окрепнет. А пока нам не прокормить себя. Эти безродные болваны-фермеры должны…»

– Прекрати, – пробормотал Суслев вслух. – Ты за все это не в ответе, это не твои проблемы. Занимайся своим делом, верь в дело партии и марксистско-ленинское учение!

Яичница уже была готова, и он поджарил тост. В открытые окна залетали капли дождя. Час назад продолжавшийся всю ночь ливень прекратился, но над домом через дорогу висели темные тучи. «Дождь еще будет, – думал Суслев, – много дождя. В этой выгребной яме или проклятая Богом засуха, или проклятый Богом потоп!» Под порывом ветра одно из слепленных кое-как картонных сооружений на крыше рухнуло. Тут же начался отчаянный ремонт, помогали даже только начавшие ходить дети.

Ловкими движениями – он любил, чтобы все было аккуратно, – Суслев накрыл на стол, насвистывая в такт доносившейся из радиоприемника мелодии. «Все отлично, – уверял он себя. – Данросс идет на прием, Коронский доставляет препараты, Пламм – клиента, Роджер обеспечивает прикрытие, а мне остается лишь заглянуть на часик в Главное управление полиции, а потом не спеша подняться на борт своего корабля. С полуночным приливом я сделаю Гонконгу ручкой и предоставлю Вервольфам погребать своих мертвецов…»[125]