– Не понимаю, Лейф, как могут тебя терпеть твои жены.

– А они не могут. Они не дают мне спуску. Не могу понять, где они этому научились? Думаю, кое-что они узнали от банды Стоун.

– Так вот, самоубийство мне ни к чему. Мне меньше двухсот по земному счету, а на самом деле больше, потому что я жила на Луне. С тех самых пор как мы с тобой в последний раз виделись, я впервые попала на тяжелую планету, так что я еще немного протяну. Но, Лазарус, я не имею ни малейшего желания стать молоденькой девушкой!

– Хэйзел…

– Что? Джубал, вас это не касается. Скажите лучше, вы хоть раз после этого видели того молодого человека? Он в самом деле воскрес, как кое-кто утверждает?

– Насколько мне известно, нет. Хотя совсем недавно я увидел кое-что и подумал… Хэйзел, я решил лечь на омоложение – сохранив свою теперешнюю внешность. И красный нос, и все остальное.

Хэйзел резко повернулась к Лазарусу:

– Это правда? Так можно сделать?

– Хэйзел, – ответила Морин, – я работаю в клинике недавно и пока только горшки выношу… хотя и надеюсь через сколько-нибудь лет стать младшим техником по омоложению. Но я вижу, что там делают. Клиент пишет заявление и указывает, какой видимый возраст он предпочитает. Это всего лишь внешний вид. Тут нет ничего сложного, и это легко поддерживать. Но обычно, если нет особых оговорок, мы выпускаем биологически зрелых молодых особей. Скажем, восемнадцати лет.

– Хуан Понсе де Леон![152] Вы хотите сказать, что я могу остаться сама собой… но при этом избавиться от утренних болей, и от артрита, и от тысячи остальных неудобств, которые происходят от слишком долгой жизни?

– Именно так.

– Хм… А как насчет того, на чем я сижу? Давно уж этим не пользовалась. И даже не особенно хотелось.

– Захочется, – вмешался Лазарус. – Если только ты не потребуешь в своем контракте, чтобы тебе обеспечили какой-нибудь ненормальный эндокринный баланс. Но, Хэйзел, есть множество мужчин, которые предпочитают иметь дело со старой, испытанной, надежной фирмой. Спроси Тамару.

– Хм… Ей-ей, я немного смущена – со мной такого не было уж не помню сколько лет. Ты говоришь, можно выбрать любой видимый возраст? И я могу стать… ну, средних лет? Чтобы волосы были натурального цвета, но с сединой? И чуть-чуть дряблый подбородок вместо вот этой индюшачьей бороды? И сиси, за которые мужчине будет приятно взяться? Та самая «старая, испытанная фирма», только еще не превратившаяся в развалины?

– Безусловно, – сказал Лазарус.

– Хэйзел, я могу прямо сейчас отвести вас в клинику, – предложила Морин. – Там в приемной всегда кто-нибудь есть. Обсудим ваш контракт. Решим, чего вы хотите и когда. Можем даже устроить вам сегодня же общее обследование и назначить дату поступления в клинику.

– Хм… Да, я согласна. Только попозже – несколько моих друзей записались на предварительные заседания Общества творческих анахронизмов.

– И кроме того, – добавил Джубал, – им понадобится некоторое время, чтобы проверить вашу кредитоспособность – посмотреть, сколько они смогут из вас выкачать. Лейф наверняка уже дал Афине какой-нибудь тайный сигнал начать рентгеновское просвечивание вашей сумочки.

– Ничего подобного, – возразила Хильда. – Это я сделала. Хэйзел, мы не навязываемся со своими предложениями, мы даем клиентам уговорить себя самим. С этой сделки получит один процент Морин. Не Лазарус.

– Это не имеет значения, – заметил Джейкоб. – Эй! Официант! Сюда, пожалуйста! Мы, Лонги, всегда сваливаем добычу в одну кучу, а Дити говорит нам, сколько у нас есть и сколько мы можем потратить, но не кто сколько добыл.

– Джейкоб, здесь важен принцип. Делать деньги – это игра. Этого клиента подцепила Морин.

– Этот клиент сам себя подцепил, Хильда, – вставила Хэйзел Стоун. – Мне не доставляет никакого удовольствия просыпаться с головокружением. Джубал, вы действительно решились?

– Окончательно и бесповоротно.

– Тогда давайте возьмем палату на двоих и будем рассказывать друг другу всякие вымышленные истории из жизни, пока снова не почувствуем себя молодыми. Хильда, это можно?

– Двухместных палат сколько угодно. Иш знает, что вы оба друзья Лазаруса – правда, она старается его не баловать, но готова оказать ему любую разумную услугу, – заверила ее Хильда. – Я думаю, всем еще по разу? Официант, запишите это на мой счет.

– Нет, на мой, – сказал Джубал.

– Официант! – спокойно произнесла Хильда.

Официант посмотрел на нее.

– Хорошо, директор, – ответил он сквозь стиснутые зубы и исчез.

– Кажется, я что-то пропустил, – заметил Джубал.

– А я, кажется, нет, – сказала Хэйзел. – Вон у того кассира тощий, голодный вид. Он слишком много размышляет. Такие люди опасны.

Джубал оглянулся:

– По-моему, этот кассир – наш официант.

– Знаю. И бармен. И контролер при входе. Если только его мать не родила сразу четверых близнецов, у него в туфлях нивеновские аппараты мгновенного перемещения. Никак не могу вспомнить, где же я его видела. Ему не нравится Хильда. И Лазарус.

– Да? Почему?

– Подожди – увидишь. Готова спорить, что больше никаких счетов он сюда не принесет.

– И спорить незачем, – перебил ее Лазарус. – Этот выскочка знает, кто я такой и кто такая Хильда. Все, кто сидит за этим столом, – гости организаторов. Пусть лучше постоянно об этом помнит, не то я натравлю на него Дити. Или даже Хильду. Боюсь, после такого не выживают. А вон и Дити. – Лазарус встал и помахал рукой. – Дити! Сюда!

Дити окружала стайка хихикающих девушек.

– У меня нет времени заниматься представлениями – мы хотим попасть на Поле Доблести до начала предварительных схваток – и к тому же у нас там мужья, почти у всех. Так что вот это Джинни[153], Винни[154] и Минни[155], Джинни – колдунья, Винни – санитарка, а Минни – отставной компьютер и двоюродная сестра Фины, а это Холли[156], Подди[157], Либби[158] и Пинк[159]. Холли – конструктор по корабельной архитектуре, Подди – психотерапевт, Либби вы все знаете, а Фаззи – мастер по компьютерам, как я, она первая рассчитала Число Зверя до последней значимой цифры, а теперь мы, пожалуй, пойдем, хоть нам и заказаны почетные места, потому что в первой схватке будет один рыцарь в маске, и мы, кажется, знаем, кто он, а Зебадию никто не видел?