Вот тогда Платон наполнил рюмку и встал.

— Ребята, я хочу кое-что сказать.

Никто не помнил, чтобы Платон когда-нибудь произносил тосты. И то, что он сказал, тостом, строго говоря, никак не являлось. Он говорил о том, что половина жизни уже позади. Что всем им невероятно повезло — они всегда занимались только тем, что им нравилось. И главное — что они вместе. И за все эти годы ничто не могло их по-настоящему разделить. Ни женщины, ни дети, ни работа.

— Мы — счастливые люди, ребята, — сказал Платон. — У нас есть один общий дом — это любое место, где мы собираемся вместе. И у нас есть одна общая семья — это мы все. Женщины будут приходить и уходить, дети будут вырастать, а мы всегда будем оставаться вместе. Мы ведь не просто знаем друг друга черт-те сколько лет, мы вместе выросли. И жили на глазах друг у друга. Мы знаем, что каждый из нас сделает через минуту, через час, через день. Я не буду говорить о дружбе и всем таком. Мы не друзья, мы — больше. Мы — одно целое. Мы — это целый мир, со своими правилами, со своими законами, своими радостями и своими бедами.

И я хочу, чтобы мы сейчас выпили за этот мир, и за эту радость, и за беды тоже давайте выпьем, потому что без них все равно не бывает, но настоящей беды, когда кто-то из нас повернется спиной к другим и забудет об этом нашем братстве и о том, кто мы друг для друга, у нас не будет никогда.

Он долго еще говорил, глядя куда-то в угол и вертя в руках рюмку, из которой выплескивалась водка, и в голосе его звучало непонятное удивление — будто он сам не ожидал этих слов, и говорились они сами собой, помимо воли.

Когда Платон закончил и, выпив то, что оставалось в рюмке, сел, глядя перед собой все теми же удивленными глазами, за столом установилась абсолютная и не прерываемая ничем тишина.

Муса, простоявший все время, пока Платон говорил, у проигрывателя, вполоборота к столу, поставил рюмку на подоконник, подошел к Платону, молча обнял его и вернулся на свое место…

…Разбор полетов затянулся за полночь. Еще в семь утра Платон, предупрежденный о планируемом правительством обмене пятидесяти— и сторублевых купюр, дозвонился всем директорам стоянок и строго-настрого предупредил, чтобы вся сегодняшняя выручка, до последней копейки, была сдана в банк до конца дня.

А кассовые остатки свести либо к нулю, либо к минимуму. Нет, к нулю! Причины Платон объяснять не стал и рассказал об этом только Ларри, которого отловил в «Инфокаре» днем.

— А ты директорам сказал, в чем дело? — поинтересовался Ларри.

— Нет, — сказал Платон. — Пусть делом занимаются. А то побегут сейчас личные проблемы решать.

— Думаю, что не совсем личные, — задумчиво протянул Ларри. — Это они могут думать, что личные. А по-моему, это наши проблемы.

Платон оторвался от комментариев юристов к договору с «Даймлер-Бенц» и посмотрел на Ларри.

— Ты на что намекаешь?

— Это мы с тобой уже как-то обсуждали, — сказал Ларри. — Навар на наших машинах.

Вопрос о том, сколько можно заработать на продаже одного автомобиля, не раз муссировался инфокаровской верхушкой. Помимо заложенной во всех расчетах маржи, известной только очень узкому кругу лиц и поступавшей в «Инфокар» совершенно официально, существовал целый ряд способов, которые права на существование не имели. К ним относились доплата за получение машины вне очереди, за цвет, за комплектацию, за наличие в багажнике инструмента и запаски, за исправность электрики и нужное количество галогеновых лампочек, за скорость оформления документов. Можно было предполагать также, что на стоянках с клиентов берут левые деньги за антикоррозийку и установку сигнализации информация о периодическом оказании подобных услуг, «Инфокаром» еще не освоенных, время от времени доходила до центрального офиса.

Возможны были и довольно экзотические каналы нелегального личного обогащения. Так, например, под давлением директоров и с согласия всех членов правления Платон подписал распоряжение, которое разрешало заключение агентских соглашений и выплату агентского вознаграждения каждому, кто приведет не менее десяти клиентов. В принципе, после этого директорам ничего не стоило в конце дня разбить все проданные машины на десятки, подписать нужное число агентских соглашений и заплатить соответствующую сумму себе или близким родственникам.

Какие каналы и с какой интенсивностью были задействованы, определить так и не удавалось, несмотря на бешеную активность Марка Цейтлина, которому уходящие из-под контроля доходы не давали спокойно спать. Время от времени он засылал на стоянки лазутчиков. Но, по-видимому, у директоров была хорошо налажена служба контрразведки, ибо лазутчики неизменно возвращались ни с чем, отмечая безукоризненность сервиса и полное отсутствие каких-либо поборов. Тем не менее наличие левых денег сомнений не вызывало, потому что директора стоянок, при оформлении на работу возникавшие в «Инфокаре» в свитерах и джинсах, сразу после назначения начинали заметно обрастать жирком, обзаводились приличным гардеробом и неброскими, но дорогими галстуками, поголовно переходили с «Пегаса» и «Опала» на «Мальборо», а по вечерам любили проводить время в ресторане на «Спортивной», где, по слухам, швыряли деньгами направо и налево.

Платон вопросительно посмотрел на Ларри.

— Что ты хочешь сделать?

— Все очень просто. Давай посидим и подумаем, что должен делать человек, у которого в заначке кое-что есть. Вот он неожиданно узнает, что завтра начинают менять деньги, причем до определенной суммы. И узнает об этом, к примеру, в три часа дня. Куда он побежит?

Платон пожал плечами.

— Черт его знает, куда он побежит. Золото побежит покупать. Или валюту.

— Возможно. Только если ему нужны деньги, то золото он потом продать будет должен, а это не так просто, и наверняка с потерями. Думаю, что и с валютой сегодня непросто. Не одни же мы про это знаем. Давай так. Оторвись от бумажек, давай позовем Мусу и попробуем что-нибудь придумать. Идея такая. Мы должны изобрести способ спасения денег. Железный. И чтобы все было под контролем.

Тогда вызовем директоров, подсунем им этот способ, а завтра все посчитаем.

После часа напряженного мозгового штурма конструктивных идей так и не появилось. И тут в кабинет к Платону кошачьей походкой и с загадочным лицом зашел Марк.

— Новость знаете? — начал он с порога. — Завтра…

— Знаем, — махнул рукой Платон. — Садись. Как раз этим и занимаемся. Смотри сюда, у тебя много денег…

— Ну предположим. — Марк устроился в кресле и начал вставлять сигарету в мундштук.

— Задача состоит в том, чтобы завтра их не стало меньше. Думай.

Марк напрягся и через несколько минут сказал:

— Легко. Еду на аэровокзал, покупаю сто пятьдесят билетов на самолет до Хабаровска. На послезавтра. А завтра их сдаю. Ну, там что-то теряется, но это крохи.