— Боже мой! Бедная женщина! Вы хотите рассказать об этом королю?

— Не обо всем. Но так, чтобы он понял, что писания эти не только низки, но и опасны…

— Но разве не должен был в отсутствии мужа откликнуться на обиду герцог Люксембургский? — высказал предположение де Креки. — Тем более что его сестре нанесена была, как вы говорите, жестокая обида?

— Я не знаю, что он может предпринять и спешу опередить его. Не забывайте, он сын графа Монморанси де Бутвиля.

В этот миг двери распахнулись, и на пороге появился король.

— Где эта скверная книга? — холодно осведомился он.

Де Конде с поклоном подал книгу, но должен был подождать, пока Его Величество наденет перчатки. Король с отвращением взглянул на поданную скандальную книгу и сразу передал ее Сент-Эньяну, который стоял позади короля и принял ее с неменьшим отвращением.

— Сохраните ее. Позже я найду время и для нее. А сейчас мы будем слушать мессу, и пусть Святой Дух просветит нас. Королева нас уже ждет, так что поспешим.

Королевский кортеж, возглавляемый гвардейцами, двинулся вперед, де Конде догнал Сент-Эньяна.

— Если месса продлится дольше, чем обычно, Бюсси-Рабютен, хоть у него в этой комнате очень мало друзей, получит возможность сбежать и где-нибудь спрятаться.

— Меня очень удивит, если кто-нибудь подвергнет себя опасности его укрывать! Дело госпожи де Мирамион не так давно было доведено до сведения Его Величества…

— Дело госпожи де Мирамион?

— Привлекательная молодая вдова возбудила страсть Бюсси. Она его всячески избегала, но Бюсси считал это проявлением стыдливости, присущей набожной и скромной женщине. Он похитил ее, когда она выходила из церкви, и увез к себе в Бургундию, где намеревался с ней обвенчаться. Но она так кричала и так яростно гнала его от себя, что он был вынужден признать очевидное: он ей всячески неприятен. Тогда он отпустил ее с извинениями. Однако ни она, ни ее семья не пожелали оставить это дело без последствий и подали жалобу…

— И после постыдной истории он написал еще и постыдную книгу? Он что, сумасшедший?

— Вполне возможно. Но я буду крайне удивлен, если король возьмется читать ее.

— Почему же вас это так удивит?

— Он поручил ее читать мне, потому что боится встретить на какой-нибудь странице Лавальер и боится своего гнева. Потому обязанность читать ее пала на меня. Но я нисколько не сомневаюсь, что Бюсси не посмеет бросить тень на Лавальер. Нужно и в самом деле быть безумцем, чтобы дойти до такого святотатства!

— На этот счет я могу вас совершенно успокоить: там нет никаких намеков на Лавальер, и, само собой разумеется, на короля. А что касается безумия Бюсси, то могу сказать опреденно: он зол на весь мир. Не исключая меня и своей очаровательной кузины маркизы де Севинье, в которую, он, похоже, даже влюблен.

— Если нет, то тем лучше. Но чем больше будет нас, обиженных, тем скорее мы отправим его в Маленький Домик[81].

Гроза не заставила себя ждать: уже на следующий день граф де Бюсси-Рабютен был арестован и отправлен, но не к сумасшедшим, а в Бастилию, где должен был находиться столько, сколько пожелает того король.

Состояние Изабель уже не представляло опасности, но она продолжала болеть. И все-таки снова взялась за перо и снова начала писать письма де Льону. Она не получила никакого ответа от короля, не была официально признана герцогиней суверенного княжества Мекленбургского, двор, за исключением ее очень немногочисленных друзей, от нее отвернулся. И тогда она сделала министра своим доверенным лицом, и вот что она ему писала:

«Признаюсь, что никогда в жизни мир не казался мне столь ужасным, но, несмотря на то что на меня всей своей тяжестью обрушилась суровость Его Величества, я льщу себя надеждой, что, узнай наш государь, как непереносима она для меня, он проникся бы ко мне сочувствием…»

Но на сочувствие короля она уповала напрасно, как раз сочувствие было совершенно неведомо Людовику XIV.

Дальше герцогиня писала:

«Если я узнаю, что король меня ненавидит, я не найду в себе силы взяться за перо, ибо бесконечная цепь испытаний сделала для меня жизнь настолько невыносимой, что я жажду конца ее с той же страстью, с какой предана вам…»[82]

Друзья, не оставившие Изабель, все находились в Париже, и, как только ее здоровье улучшилось, она тоже решила вернуться в свой особняк на улице Сент-Оноре. Де Конде пекся о ней, словно о молоке на плите, и тоже переехал в свой парижский особняк, который находился неподалеку от Люксембургского дворца. Он собирался в самом скором времени вновь съездить в Сен-Жермен, надеясь смягчить короля, слишком еще молодого, чтобы уметь владеть своими чувствами. Но его опередил де Льон, он лично навестил принца и сообщил по секрету, что Его Величество, не желая лишиться доброго расположения Кристиана Мекленбургского, отдал распоряжение своим зарейнским корреспондентам поддержать требования герцога перед лицом императора. И одновременно король потребовал от шведов — потребовал именем французского короля! — покинуть пределы Мекленбурга.

Пока курьеры скакали между Парижем и Сен-Жерменом, к Изабель пришла еще одна хорошая новость: нескончаемый процесс с маршалом д’Альбре закончился в ее пользу, узаконив ее соглашение 1661 года с госпожой де ла Сюз. Теперь Изабель без всяких опасений могла вести переговоры со своей золовкой о выкупе всех имений Колиньи. Оценивались они в кругленькую сумму, равную миллиону шестистам тринадцати тысячам ста девяносто трем ливрам… Изабель заплатила эту сумму и вновь стала госпожой Шатильона, Аяна и Шофура и всех прилежащих к ним земель, иными словами, она вновь получила в свое распоряжение богатства Колиньи. И, словно по мановению волшебной палочки, гости, столь редкие до той поры в ее доме, стали появляться гораздо чаще. Однако нельзя сказать, что Изабель принимала их с большой радостью, она не обманывалась на их счет. Для нее не было секретом, что злые языки продолжают называть ее брак с Кристианом несостоявшимся, отказывая ей в праве носить титул «принцесса вандалов», который по существу равен королевскому и которым она украсила себя с нескрываемым удовольствием.

На этот раз небеса решили помочь измученной Изабель и сделали ей большой подарок, забрав к себе ту, что служила яблоком раздора: принцесса Кристина умерла в Вольфенбюттеле от болезни, схожей с чумой. Изабель и предположить не могла ничего подобного, так же, как Кристиан, который незамедлительно известил жену о случившемся.

«Трудно представить себе большее счастье, чем исчезновение твоего врага. Господь добр к нам, Он нам помогает и хочет, чтобы