Когда женщина соблюдает свою неприкосновенность, свою верность, так это бывает потому, что она опасается, что ее муж окажется скомпрометированным в глазах любовника. Женщина даже способна вообразить себе, что, переспав с мужчиной – пусть хоть раз, хоть наскоро, где-нибудь на диванчике, – она одержала верх над законным супругом; тем больше оснований у мужчины, обладавшего своей любовницей, считать, что он одурачил ее мужа. Вот почему и в «Нежности» А. Батая, и в «Дневной красавице» Кесселя женщины заботливо выбирают любовников среди мужчин низкого происхождения: женщине от них нужны чувственные наслаждения, и она не хочет дать им перевес над уважаемым мужем. Мальро в «Уделе человеческом» нам показывает жизнь одной пары, где муж и жена составили для себя пакт о взаимной свободе; между тем, когда Мэй рассказывает Кио, что она переспала с одним своим товарищем, Кио страдает от мысли, что этот мужчина воображает, что он ее «имел»; он согласился уважать ее независимость, потому что прекрасно знает, что никого иметь нельзя; но сознание, что другой мужчина лелеет приятные мысли относительно Мэй, его ранит и оскорбляет. Общество, общественное сознание смешивают свободную женщину и женщину легкого поведения; даже любовник не хочет признавать ее свободы, которой сам же пользуется; ему предпочтительнее думать, что его любовница уступила, позволила себя увлечь, сдалась на его уговоры, он ее завоевал, соблазнил. Гордая женщина сама лично еще может как-то примириться с таким тщеславием своего партнера, но ей отвратительно, что достойный уважения муж терпит от подобного чванства. Женщине очень трудно действовать на равных с мужчиной до тех пор, пока это ее равенство не признается повсеместно, во всем мире, всеми одинаково и не будет конкретно реализовано.

Так или иначе, и адюльтер, и дружеские связи, и светская жизнь – все это лишь развлечения в супружеской жизни; они могут помочь переносить цепи принуждения и насилия, но не разрывают их. Это всего лишь подобие побега, и это никаким образом не позволяет женщине по-настоящему распорядиться своей судьбой.

Как мы уже видели[421], непосредственным коррелятом брака является проституция. «Гетеризм, – говорит Морган, – сопутствует человечеству на всем пути развития цивилизации как смутная тень, окутывающая семью». Предусмотрительности ради мужчина требует от жены нравственной чистоты, но его самого не удовлетворяют условия, выполнение которых он ей навязывает.

Чтобы обеспечить гигиену во дворцах, нужны стоки для нечистот, говорили Отцы Церкви. А Мандевиль в своей нашумевшей книге писал: «Совершенно очевидна необходимость пожертвовать одной частью женщин, дабы уберечь другую и предупредить еще более гнусную грязь». Одним из аргументов американских рабовладельцев в пользу сохранения рабовладения было то, что белые южане, избавленные от работ, выполняемых рабами, могут поддерживать между собой самые демократические, самые утонченные отношения; точно так же существование касты «гулящих девок» позволяет с рыцарским уважением относиться к «честной женщине». Проститутка – это козел отпущения; мужчина выплескивает на нее свою мерзость, с ее помощью как бы освобождается от своей гнусности, низости, она прикрывает его подлость, и при этом он ее не признает. Работает ли она на законном основании, с ведения полиции, или подпольно, с ней все равно обращаются как с парией.

Если подходить с экономической точки зрения, то положение проститутки ничем не отличается от положения замужней женщины. «Между теми, которые торгуют собой посредством проституции, и теми, которые продаются способом замужества, есть единственная разница – она в цене и длительности соглашения», – говорит Марро в «Половой зрелости». И для той, и для другой половой акт означает услугу; вторую нанимает на всю жизнь один мужчина; у первой много клиентов, которые платят ей сдельно. Вторую один мужчина оберегает от любых других, первую все мужчины оберегают от тирании одного-единственного. И в том, и в другом случае прибыль, извлекаемая обеими за счет своего тела, ограничена конкуренцией; муж всегда помнит о своей возможности в случае чего взять в жены другую женщину: выполнение «супружеских обязанностей» – это не одолжение, не любезность, не милость, это соблюдение условий соглашения, это подразумевается заключением супружеского акта. В случае проституции мужское желание, не столько единичное, сколько специфическое, удовлетворяется любым телом. И супруге и гетере только тогда удается заставить мужчину служить своим интересам, когда они каким-то образом обретают превосходство над ним, получают власть и влияние. Однако между ними есть и большая разница, она состоит в том, что законная жена, будучи существом угнетенным, в качестве замужней женщины пользуется при этом уважением как человеческая личность; и это уважение – серьезная преграда притеснению. А у проститутки нет прав личности, в ее положении фокусируются все проявления женского рабства.

Наивно спрашивать себя, что толкает женщину на путь проституции; сегодня уже никто не верит в теорию Ломброзо, уподоблявшего проституток преступникам и считавшего и тех и других вырожденцами; возможно, что, как утверждает статистика, умственный уровень проституток в целом несколько ниже среднего, а некоторые из них откровенно слабоумны: ведь женщины с задержкой умственного развития охотно выбирают себе ремесло, не требующее никакой специализации; однако большинство проституток совершенно нормальны, а некоторые и очень умны. Они не отмечены никакой роковой наследственностью, никаким физиологическим изъяном, приводящим к проституции. В действительности в том обществе, где наличествуют нищета и безработица, каждая профессия тотчас приобретает своих служителей; пока будет необходимость в полиции и проституции, будут и полицейские, и проститутки. Кроме того, в среднем оба эти ремесла дают больший доход, чем многие другие. Было бы лицемерием удивляться масштабу проституции, предложение определяется спросом, в данном случае со стороны мужчин; это извечный и универсальный экономический процесс. «Из всех причин проституции, – писал в 1857 году Паран-Дюшатле по итогам проведенного им опроса, – определяющими являются безработица и нищета, неизбежное следствие низкой оплаты труда». Благомыслящие моралисты издевательски заявляют, что все рассказы, вызывающие жалость и сочувствие к проституткам, предназначаются наивному клиенту. Действительно, во многих случаях проститутка могла бы зарабатывать на жизнь иным способом; однако, если избранный путь ей не кажется самым худшим, это вовсе не доказывает, что у нее в крови порок; скорее следует осудить то общество, где это ремесло представляется женщине менее отвратным, чем какое-нибудь другое. Возникает вопрос: почему та или иная женщина избирает проституцию? Но корректнее было бы спросить: а почему бы ей ее не избрать? Среди прочего было замечено, что очень большое количество «девочек» встречается среди служанок, причем во всех странах, как отмечал Паран-Дюшатле; Лили Браун обнаружила это в Германии, а Рикер в Бельгии. Приблизительно половина проституток в прошлом были прислугой. Достаточно беглого взгляда на «комнаты для прислуги», и все становится ясным. Эксплуатация, угнетенное положение, при котором с ней обращаются скорее как с вещью, нежели как с человеческой личностью; прислуга ли она, выполняющая все виды работ по дому, или горничная – ей не приходится ждать в будущем улучшения своей судьбы; она вынуждена также исполнять и капризы хозяина; и вот от рабства, связанного с ее положением служанки, от любовной интрижки, заведенной с ней хозяином, она скатывается к рабству, которое вряд ли можно считать унизительным и которое ей представляется даже более счастливым. Кроме того, публичные женщины очень часто бывают из тех, что оторваны от своих родных мест; считается, что 80 % парижских проституток происходят из провинции или прибыли из деревни. Близость семьи, забота о своей репутации в связи с этим могли бы помешать женщине избрать для себя профессию, в общем не вызывающую уважения; однако, затерявшись в большом городе, утратив прежние общественные связи, она теряет и представление о «морали», точнее, оно становится абстрактным и поэтому никак не препятствует ее поведению. Насколько буржуазия окружает и половой акт, и вообще все, что связано с сексом – в особенности с невинностью, – сомнительным табу, настолько в крестьянской и рабочей среде во многих случаях к этим вопросам относятся попросту безразлично. Множество исследований подтверждают этот вывод: большое число девушек из этой среды позволяют лишить себя невинности первому встречному, а далее они уже не видят ничего особенного в том, чтобы отдаваться любому. Доктор Бизар, проведя опрос ста проституток, выяснил: одна из них лишилась невинности в одиннадцать лет, две – в двенадцать, две – в тринадцать, шесть – в четырнадцать, семь – в пятнадцать, двадцать одна – в шестнадцать, девятнадцать – в семнадцать, семнадцать – в восемнадцать, шесть – в девятнадцать лет, остальные – после двадцати одного года. Таким образом, 5 % опрошенных были изнасилованы, еще не сформировавшись. Больше половины сказали, что отдались по любви; остальные так, от непонимания. Первый соблазнитель чаще всего молодой человек. Из тех, кто работает рядом в мастерской, в цехе, товарищ по работе или друг детства; вслед за ними идут военные, потом непосредственный начальник, бригадир, мастер, камердинер, затем студенты; в списке доктора Бизара числились также два адвоката, один архитектор, один врач, один фармацевт. Вопреки распространенному мнению, роль первого обычно принадлежит не хозяину: чаще это его сын, племянник или кто-то из его друзей. Комманж в своем исследовании выделил сорок пять девушек от двенадцати до семнадцати лет, лишенных невинности незнакомыми мужчинами, которых позже никогда не встречали; они согласились на это пассивно и никакого удовольствия не испытали. Доктор Бизар приводит среди прочих следующие случаи: