приходом мифологическое мышление отмерло. Мало того, что оно не отмерло до сих пор в окружающей ученых среде, но оно редко когда полностью отмирает даже у самих ученых. Сохранение хоть каких-то остатков обычного мышления означает и обязательное сохранение каких-то осколков мифологического мышления у ученого. Пример.

То, что ты выступаешь на митингах воинствующих атеистов и в диспутах громишь попов с позиций науки, еще не значит, что ты перестал быть приличным человеком. И если ты приходишь в гости к своему начальнику, то обязательно снимаешь шапку и не свистишь в его доме, чтобы не высвистеть деньги. Ученые – очень приличные люди. Это не сумасбродные поэты. Ученые – одни из самых показательно приличных людей в мире. Правда, редко кто из них задумывался, что все приличия коренятся в Мифологическом Образе Мира и имеют давно забытые мифологические объяснения. Ты можешь об этом не задумываться, но сама ткань твоего мышления, так сказать, операционная среда – мифологична.

Рождается научное мировоззрение в определенной культурной среде, то есть в сообществе, которое в какой-то миг своего существования разделилось на людей, имеющих разные мнения об устройстве мира. Я подчеркиваю: мнения, и не более того. С этой точки зрения, пожалуй, правильнее было бы считать следующим после Мифологического тот Образ Мира, который пытались создать милетские мыслители. Суть их нововведения заключалась в том, что они осознанно отказались видеть мир и его устройство такими, как рассказывали древние мифы. Они задумались о космологии и первоосновах, или первокирпичиках мира. В силу этого их и их последователей называли натурфилософами. Но точнее было бы этот раздел философии назвать вслед за Аристотелем физикой. Тогда, по крайней мере, это будет очень определенно соотноситься с понятиями современной науки.

И тогда третьим был Физический Образ Мира. Конечно, эта физика еще очень отличалась от современной, но не более, чем семя отличается от растения. Что необходимо отметить, это то, что у греческих натурфилософов уже было физическое видение Вселенной, но не было иного языка для ее описания, кроме бытового. Сделать описание Мира на бытовом языке с достаточной точностью для извлечения пользы оказалось им не под силу. Хотя рассказывают, что тот же Фалес, которого сограждане считали изрядным дурачком, благодаря своим наблюдениям над погодой произвел однажды чрезвычайно выгодную спекуляцию оливковым маслом и доказал всем согражданам, как они его недооценивали! После этого он был признан величайшим мудрецом в мире.

Все последующие научные деления, все последующие образы науки, создававшиеся вплоть до последнего времени, гораздо сложнее, чем этот первый научный образ мира, потому что они, по сути, есть поиск иных способов описания мира. То есть иных языков, на которых описание может быть сделано точнее. Поэтому я и делаю допущение, что Образ Мира, язык описания мира и научное направление, основанное на новом методе исследования (читай – описания) действительности, в определенном смысле одно и то же. Разница, конечно, есть, но для данного исследования она не существенна.

Первым из таких языков науки оказалась математика. Ее особое значение было придано ей стараниями двух великих мистиков – Пифагора и Платона. Соответственно, Четвертый Образ Мира – Математический. Он же и математический метод. Надо сразу расставить все точки над i. Математический Образ Мира, как я уже говорил, никак не отменил Обычного Образа Мира и даже Мифологического или Физического. И Пифагор, и Платон, и все их последователи, включая Бруно, Кеплера, Декарта, Ньютона, были мистиками, но занимались с помощью математики уточнением Физического Образа Мира. Да и сама математика исходно – сплошная мистика и мифология. Прикладное ее использование в современном смысле – это упадок истинной математики. Тот же Платон называл Бога – геометром и над входом в Академию вывесил запрет входить в нее негеометрам, то есть не ищущим уподобления богу. И математическая модель мира, и все последующие так называемые научные Образы Мира есть всего лишь определенные надстройки к Обычному Образу, который в культуре всегда существует в виде Мифологического Образа Мира.

Очень даже вероятно, что Сократ, изучавший и натурфилософию и математику и относившийся к ним одновременно и с уважением и с усмешкой, сопоставил между собой размеры Обычного Образа Мира и этих незначительных научных пристроек к нему. В итоге он и пришел к выводу, что естественнонаучная картина мира, насколько о ней можно говорить для того времени, имеет слишком малое значение, чтобы ею всерьез заниматься, потому что истина не в мире, а в человеке. Он создает пятый Образ Мира – Образ мира человеческого Ума.

Я ставлю пока именно так – Ума, хотя нам придется говорить о разуме и бытовом мышлении раздельно. С психологической точки зрения, мы вправе в этом случае говорить и о первой попытке описать Образ Себя, образ человека как дополнение к Образу Мира. При этом надо отметить, что Сократовский Образ Ума как Мира не вытекает из предшествующих ему попыток создать научные образы мира. Он коренится как бы сразу в Бытовом Образе мира, но зато впоследствии постоянно используется наукой. Описание мира в нем производится тоже на обычном языке.

Так получилось, что Платон сначала вслед за Сократом создавал Образ Ума и особенно ярко показал в своих диалогах ту его часть, которую я бы назвал бытовым мышлением, а в конце жизни, увлекшись пифагореизмом очень много сделал для становления математического языка и математического способа описания мира.

Из-за этого Аристотель, горевший желанием оспорить любые достижения Платона, развивает начатое софистами искусство спора и создает шестой Образ Мира – Образ Мира Логики, который может быть противопоставлен одновременно и Образу Мира бытового человеческого мышления, поскольку опирается на формальные законы работы разума в идеальном понимании того, что такое разум, и Математическому Образу мира. Логику можно перевести как законы правильного думания, которые применимы и к математике. Логический Образ науки тоже тяготеет к особому знаковому языку, близкому к математическому. Однако, поскольку исходно он, по своей сути, является лишь составной частью Образа человеческого Ума, он вполне может быть описан на обычном языке. Может – не значит, что так и есть. На протяжении всего своего существования логика стремилась выделиться из живого человеческого ума и стать чем-то полностью самостоятельным и к человеку отношения не имеющим. В крайнем случае предписывающим ему, как надо правильно думать. В силу этого бытовой язык в логике не уместен, и мы вполне можем говорить о логике как о вполне самостоятельном и цельном Образе науки.

Ну и последний, седьмой способ видеть мир и описывать его, на котором я бы хотел остановиться, – это идущий еще от