Фронтовые командиры отмечали, что солдаты хотят знать правду об общем положении Германии, а офицеры не решаются давать им прямой ответ. «Немецкий солдат 1943 г. – это совсем не то же самое, что немецкий солдат 1939 г., – писал генерал-полковник Отто Велер, командующий Восьмой армией, после потери Харькова. – Немецкий солдат уже давно осознал, насколько жесткими и серьезными будут последствия этой войны для нашей нации. Он ненавидит штампы и приукрашивание реальности, он хочет знать факты и хочет, чтобы эти факты излагались понятным языком. Он инстинктивно отвергает все, что похоже на пропаганду». Манштейн, главнокомандующий Группой армий «Юг», полностью разделял это мнение.

Верховное командование сухопутных войск попыталось сделать козлом отпущения нового начальника штаба Восьмой армии генерал-майора доктора Ханса Шпайделя, которого они характеризовали как «погруженного в себя интеллектуала, помешанного на теории вюртембержца, который увлеченно ищет недостатки и при этом почти полностью игнорирует все хорошее». Велер резко выступил против такой оценки, но Кейтель тут же запретил продолжать переписку на эту тему. Кейтель требовал, чтобы все офицеры проявляли безоговорочное доверие к своему командованию, утверждая, что любое отклонение от такого поведения равносильно пораженчеству, и любая, даже самая жестокая, мера оправдана для пресечения действий тех, кто пытается ослабить дух нации. Он утверждал, что война не должна закончиться мирным договором. Ее исходом будет полная победа или полное поражение. Впрочем, в случае со Шпайделем ограниченный и самодовольный Кейтель оказался прав: вскоре тот стал одной из главных фигур в германском Сопротивлении и в июле 1944 г. принял активное участие в заговоре против Гитлера.

11 мая 1943 г., в день высадки американских войск на Алеутских островах в северной части Тихого океана, в Нью-Йорке с борта океанского лайнера Queen Mary сошли Уинстон Черчилль и начальники штабов британских вооруженных сил. Генерал сэр Алан Брук не ждал ничего хорошего от конференции союзников под кодовым названием «Трайдент», которая на следующий день открывалась в Вашингтоне. Он подозревал, что США потихоньку отступают от принципа «Германия важнее», видя доказательство этого в том, что американцы послали серьезные подкрепления на Дальний Восток. За месяц до этого он написал в своем дневнике: «Душой они на Тихом океане. Мы пытаемся одновременно вести две войны, что абсолютно невозможно при наших транспортных ресурсах». Бруку также приходилось постоянно сдерживать Черчилля, которому не терпелось реализовать свой очередной проект: оккупацию острова Суматра с целью лишить японцев доступа к нефти. Одновременно премьер-министр не отказался от идеи начать операцию «Юпитер» по захвату северной Норвегии. Брук устал от бьющего через край энтузиазма Черчилля, стратегические планы которого шли вразрез с суровыми реалиями весьма ограниченных военных возможностей Англии, прежде всего транспортных и авиационных.

В Вашингтоне сразу же проявились еще более глубокие, чем раньше, расхождения в позициях двух союзников. Многие в американском командовании считали, что «их затащили на средиземноморскую дорожку в британском саду». Генерал Маршалл, которому скрепя сердце пришлось согласиться на проведение операции «Хаски» по захвату Сицилии, был убежден, что американцам не следует задерживаться в Средиземноморье. Американские войска необходимо отправить назад в Англию и готовиться к высадке на севере Франции, намеченной на конец весны 1944 г. В противном случае их надо послать на Дальний Восток. Хотя в целом это была скорее угроза, которая должна была сделать англичан более сговорчивыми, адмирал Кинг имел именно такие планы.

Брук в своей обычной лаконичной манере возражал, что западные союзники не могут в течение десяти месяцев пассивно наблюдать, как Красная Армия в одиночку сражается с основными силами германского вермахта. Он приводил американцам их собственный аргумент о необходимости «сокрушительного удара». Либо Гитлер будет вынужден отозвать значительные силы с Восточного фронта и из Нормандии, чтобы защитить Италию, либо ему придется отказаться от оккупации большей части полуострова и создать линию обороны по северному берегу реки По у подножья Альп. Кроме того, убеждал американцев Брук, высадка на материке через Мессинский пролив после захвата Сицилии будет означать падение режима Муссолини и выход Италии из войны. Возвратив себе контроль над Средиземным морем, союзники получат более короткий маршрут на дальневосточный театр военных действий и значительную экономию на военных перевозках.

Англичане либо лукавили, либо проявляли неоправданный оптимизм, утверждая, что для итальянской кампании будет достаточно девяти дивизий. Они, как мантру, повторяли тезис Черчилля о «мягком подбрюшье Европы», который он впервые употребил в разговоре со Сталиным. Премьер-министр даже заговорил о возможности высадки войск на Балканах, чтобы не дать СССР оккупировать Центральную Европу. Эта идея очень не понравилась американцам, которые восприняли ее как еще одну попытку англичан заранее приступить к послевоенному разделу Европы.

19 мая во время конфиденциальной встречи, на которой присутствовали только главы государств и начальники штабов, был достигнут компромисс. Одновременно с проведением итальянской кампании двадцать девять дивизий будут готовиться в Англии к высадке на побережье Франции весной 1944 г. Маршалл настоял на одном условии: после захвата Сицилии семь дивизий возвратятся на Британские острова, где и будут ожидать броска через Ла-Манш.

Таким образом, опасения Брука не оправдались. Участники конференции приняли его предложение, направленное на то, чтобы рассредоточить немецкие силы перед высадкой в Нормандии. В любом случае наращивание американских войск в Англии шло слишком медленными темпами, чтобы можно было говорить о начале операции по высадке во Франции в 1943 г. К тому же, для успеха операции необходимо было располагать достаточным количеством десантных судов и иметь превосходство над противником в воздухе. У союзников не было ни того, ни другого.

После окончания конференции Черчилль, Брук и генерал Маршалл полетели в Алжир, чтобы сообщить о принятых решениях Эйзенхауэру. Маршалл, который так и не принял идею оккупации Италии, продолжал настаивать, что окончательное решение по этому вопросу должно быть отложено до момента, когда будет ясен результат сицилийской кампании. Во время полета Черчилль несколько раз пытался разузнать его стратегические планы. Но каждый раз Маршаллу удавалось уйти от ответа, переведя разговор на одну из тем, в удовольствии подробно поговорить о которых премьер-министр не мог себе отказать. Так или иначе, несмотря на уклончивость высказываний Маршалла, Черчилль и Брук убедили Эйзенхауэра, что в результате оккупации союзниками Италии ось Рим-Берлин-Токио перестанет существовать.

Сталин, который в это время ожидал начала немецкого наступления на Курской дуге, был крайне разочарован планами высадки союзных войск в Италии, о чем он и сообщил в своем послании Рузвельту и Черчиллю. Черчилль прислал резкий ответ, хотя мог винить в возникшем конфликте только самого себя: именно он в феврале сказал Сталину, что Второй фронт в Нормандии будет открыт в августе того же года, хотя Брук и убеждал его в неосуществимости такой операции. В итоге Сталин получил подтверждение своих худших представлений об англичанах как о людях, которые не держат данного ими слова.