Мария забежала вперед и, оказавшись перед ним, сбивчиво частила:

— Иисус, дорогой мой… я должна сказать… просто… О! была неправда! Я говорила… Я думала…

Он на долю мгновения задержался и, прежде чем получил очередной тычок в спину, успел сказать:

— Знаю. Мне открыто твое сердце… лучшее из сердец! — Иисус заглянул ей в глаза, но это продолжалось лишь долю мгновения. — Я полагаюсь на твою любовь.

Все последующие годы Мария будет помнить эти слова, вновь и вновь пытаясь воспроизвести в памяти оттенки их звучания, силясь постичь глубинный смысл. Но сейчас она чувствствовала лишь безмерное облегчение и благословение, снизошедшее на ее душу. Он понял. Он простил.

Поскольку в черте Иерусалима казни не совершались, дабы не осквернять и не загрязнять город трупами, римские солдаты вели Иисуса за ворота города. Высыпавшие из домов зеваки теснились вдоль улиц — происходящее казалось им не более чем зрелищем или развлечением. Была только середина утра. Возможно, что вчера в это время они покупали еду для пасхальной трапезы.

Впрочем, этого Мария сейчас не помнила. В голове у нее все перемешалось. Вчера Иисус еще мог спастись, просто уйти. Прими он решение сразу после вечери отправиться в Галилею, Иуда не нашел бы его. И ничего бы и не произошло!

Хотя… Иуда ведь знал, откуда мы явились. Власти могли бы отправить за нами погоню, преследовать нас и в Галилее. А стали бы?

«Что точно сказал Иисус? — Мария напряглась, припоминая, — Что-то насчет того, что должен умереть. Должен отправиться в Иерусалим и принять смерть. Раз так, то не подвернись Иуда, Иисус, пожалуй, сам бы явился к первосвященнику».

Впрочем, сейчас ничто не имело значения. Сейчас было солнце, заливавшее улицы города светом, словно в самый обычный счастливый день, и толпы зевак, любопытных, враждебных или скучающих. Был Иисус, согбенный под своей ношей. Позади него — хотя сейчас она об этом не думала — ковыляли, пошатываясь, те, кому предстояло быть распятыми вместе с ним. Несчастные, коих приговорили за иные деяния.

Напрягая все силы, обе Марии, старшая и младшая, следовали непосредственно за Иисусом. Крепкий от природы, закаленный годами плотницкой работы и последующими скитаниями по Галилее, он даже после жестокого бичевания ухитрялся выдерживать вес толстого бруса. Однако его прекрасный хитон насквозь пропитался потом, а ремни сандалий — странно, но Мария обратила внимание на его ноги — развязались и путались, мешая идти. Как раз в тот момент, когда она взглянула вниз, Иисус наступил на болтавшийся ремень, запнулся и упал.

Он упал на колени, брус свалился с его плеча, и, хотя Иисус тут же попытался встать и поднять свою ношу, сил на то, чтобы вскинуть на плечо крестовину, у него уже не было. Солдаты не помогали ему и отгоняли тех людей из толпы, кто выказал такое намерение. Марию и мать Иисуса грубо оттолкнули. Наконец один из солдат поднял Иисуса и пихнул вперед. Тот сделал заплетающимися ногами несколько нетвердых шагов и рухнул снова, остановив процессию.

Толпа прихлынула и сомкнулась вокруг. На сей раз матери Иисуса удалось протиснуться к нему. Она подняла его голову и утерла лицо, не пытаясь помочь ему встать. Зачем? Ей вовсе не хотелось поднимать сына и побуждать его делать шаги, каждый из которых приближал к смерти.

— Прочь от него! — Дородный стражник схватил мать и отшвырнул в толпу. Впервые за все это время у Иисуса вырвался стон. — А ты, вставай!

Двое солдат подхватили его, подняли на ноги и толчком направили вперед.

— О моя дорогая! — Мария крепко обняла мать Иисуса в тщетной попытке утешить.

Для них обеих утешения не существовало. Только ужас. Только ужас, страх и глубочайшая, безмерная боль. Иисус снова упал.

— Эй, ты там! Ты! — Солдаты остановили процессию и окликнули какого-то человека, похоже вообще не имевшего представления о происходящем и вышедшего на улицу по своим делам. — А ну иди сюда!

Прохожий повиновался и предстал перед командиром. Он был молод и широк в плечах.

— Бери этот брус! Преступник слишком слаб.

Прежде чем прохожий или Иисус успели возразить, стражники уже сняли ношу со спины Иисуса и взвалили на случайно подвернувшегося человека.

— Не бойся, — ухмыльнулся начальник стражников, — тебя мы распинать не будем. — И загоготал, видно считая это удачной шуткой.

Когда Иисус, избавившись от крестовины, выпрямился, к нему приблизилась кучка горестно стенавших и причитавших женщин.

— Не по мне ли вы плачете, дщери иерусалимские? — произнес Ииисус едва слышным от слабости голосом. — Не плачьте обо мне, но плачьте о себе и о детях ваших. Ибо если с зеленеющим деревом это делают, то с сухим что будет?

Мария вспомнила, что когда-то он уже говорил о зеленеющем и сухом дереве.

Движение возобновилось. Обе Марии шли рядом с плакальщицами, причитая вместе с ними, но плакали они не по Иерусалиму и не по себе — только по Иисусу, который с согбенной спиной вышагивал перед ними по гладким каменным плитам мостовой.

Теперь двое мужчин, приговоренный и несущий на своих плечах орудие казни, брели рядом по улицам, соединяющим резиденцию Пилата с местом казни.

И тут Мария наклонилась к матери Иисуса, внезапно подумав, что они впятером — она сама, старшая Мария, Иоанна, Сусанна и Цоанн — могут помочь Иисусу спастись. Устроить какую-нибудь сумятицу, свалку, что угодно, чтобы отвлечь внимание стражи и дать Иисусу возможность ускользнуть.

— Мария, когда мы прибудем на место, где бы это ни было, давай попробуем устроить ему побег. Отвлечем солдат на себя, чтобы он смог убежать.

— Я… я не знаю. — В голосе старшей Марии слышались лишь горе и боль, но не готовность испытать судьбу.

— Ну же! — Мария обратилась к Иоанну, Иоанне и Сусанне, — Мы можем, мы должны хотя бы попробовать! Это единственная надежда. Кроме нас у него никого нет!

— Отвлечь солдат нам, может быть, и удастся, — тихо сказал Иоанн. — Но согласится ли Иисус бежать? Как я понял из того, что он говорил нам, Иисус хотя и не рад такому исходу, но принимает его и готов с ним смириться.

Значит, они не могут помочь ему?! И нет решительно ничего, что они могли бы для него сделать?

К тому времени толпа сильно выросла: многие выходили из домов и лавок, чтобы присоединиться к процессии. Причем не только из любопытства. Предстоял Шаббат, и хитроумные торговцы, зная, что сегодня люди должны запасаться на праздник всем необходимым, но многим не хочется пропускать такое развлечение, как казнь, выстроились вдоль улиц со своими лотками, а иные смешались с зеваками.

— Мы должны держаться ближе к нему! — сказала Иоанна, ускоряя шаг, ибо в толчее их несколько оттеснили назад.

Впереди они видели спину человека, несшего брус. Он при всей своей молодости и силе уже начинал уставать, заметно сбавил шаг, и Иисус теперь шел перед ним. По обе стороны от него, удерживая толпу на расстоянии, шествовали римские солдаты, готовые пресечь любую попытку освобождения осужденного. Но безразличная к его участи толпа подобных попыток не предпринимала. Какая-то сердобольная женщина хотела платком утереть пот с лица Иисуса, но ее оттолкнули в сторону. Другие женщины предлагали чаши с водой, но Иисус не мог до них дотянуться.