Возможно, подчеркивая случайности более чем это необходимо, мы все же вспомним, что 1542 год был свидетелем основания Archivo Nacional de Simancas[159], а также выхода в свет Коперникова труда «De Revolutionibus orbium coelestium»[160]. Любители литературы возразят, что публикация избранных стихотворений Боскана и Гарсиласо де ла Веги имела не меньшее значение, чем упомянутые события, поскольку введение итальянских форм стихосложения сделало возможным расцвет новой испанской поэзии{1246}. Интересующиеся романтической географией вспомнят о публикации в Севилье «Felix Magno» Клаудии Дематте, поскольку там вновь говорится о Калифе – мифической королеве Калифорнии{1247}. Более реалистично настроенные монархисты радовались тому, что инфант Филипп объявил о своем предстоящем бракосочетании с инфантой Марией Португальской. Те, кто обладал практической сметкой, без сомнений, придавали большее значение принятому в 1542 году решению о том, что корабли, отплывающие из Испании в Индии, отныне должны плавать конвоями не менее чем по десять судов одновременно{1248}.

Однако всех нас, несомненно, интересуют не только сокровища, но и доминиканцы. Среди последователей Франсиско де Витории был фрай Доминго де Сото, ставший рьяным сторонником его версии христианства.

Проучившись вместе с Виторией в Парижском университете, он в 1526 году вслед за Виторией перебрался в Саламанку, читал за него некоторые лекции, когда тот заболевал, и в 1532 году был избран профессором богословия Саламанкского университета. Он преподавал здесь до 1545 года, после чего оставил свое место, чтобы по просьбе императора принять участие во Вселенском церковном соборе.

Де Сото играл значительную роль в первые годы работы Тридентского собора – как императорский советник и как представитель доминиканцев. Утешительно сознавать, что этот великий католический мыслитель, с его знанием Нового Света, присутствовал на заседаниях собора. По возвращении в Испанию он в 1551 году вновь становится профессором в Саламанке – пост, который оставался за ним вплоть до его смерти в 1560 году.

Официальный «визитер» Франсиско Тельо де Сандоваль добрался до Новой Испании в феврале 1544 года. Будучи уроженцем Севильи, он посещал Саламанкский университет и впоследствии вошел в бюрократический аппарат инквизиции в Толедо. Затем в 1543 году он стал членом Совета Индий. Это был типичный для той эпохи бюрократ, обладающий несгибаемым характером. В конце концов он сделался епископом. Помимо задания разъяснять Новые Законы поселенцам, он привез с собой в Новую Испанию provisiуn de visita, наделявшую его полномочиями расследовать деятельность почти всех должностных лиц: вице-короля, судей верховного суда, казначея и его подчиненных, вплоть до самых незначительных чиновников в самых захудалых городках. Вдобавок ко всему, он получил титул инкисидора Новой Испании (равно как и Алонсо Лопес де Серрато был назначен инкисидором Антильских островов){1249}. С ним прибыл его финансовый советник Гонсало де Аранда, оставивший после себя воспоминания{1250}.

Колонисты хотели выйти ему навстречу, чтобы высказать ему свое осуждение Новых Законов – но благоразумный вице-король Мендоса удержал их и встретил Тельо де Сандоваля сам, в сопровождении 600 должностных лиц, членов верховного суда и вице-королевской свиты. Ни в Севилье, ни в Вальядолиде не могло быть устроено более пышного приема.

После этого Тельо направился в монастырь Санто-Доминго в Мехико, где его приветствовал епископ Сумаррага и где он решил обосноваться. Уже на следующий день его принялась осаждать толпа колонистов и конкистадоров со своими жалобами, однако Тельо до поры до времени отправил их по домам, поскольку официально еще не вступил в свои полномочия. Позднее он встретился с Мигелем де Легаспи, нотариусом-баском, и несколькими другими членами городского совета, а также с главным прокурором, с которым имел плодотворную беседу.

Следующий месяц Тельо посвятил приему посетителей и выслушиванию их забот. Затем, 24 марта, он велел нотариусу Антонио де Тунсиосу публично провозгласить Новые Законы касательно обращения с индейцами. Объявление было встречено без энтузиазма. Ввиду этого советник Алонсо де Вильянуэва убедил Тельо приостановить введение в действие пяти пунктов, вызывавших особенное раздражение у поселенцев, до того момента, когда сможет быть подана апелляция. Затем провинциалы, то есть главы трех основных орденов – францисканцев, августинцев и доминиканцев – публично выступили в поддержку энкомьенд и отправились в Испанию, чтобы протестовать против высокомерного обращения, с которым они столкнулись. За ними последовали и трое высокопоставленных советников – уже упоминавшийся Алонсо де Вильянуэва, Херонимо Лопес, один из оставшихся в живых конкистадоров, прибывший в Новую Испанию в 1521 году вместе с Хулианом де Альдерете, и Перальминдес Чирино[161] – давний враг Кортеса. После этого Тельо де Сандоваль изменил взятый курс, пытаясь добиться поддержки поселенцев, хотя вначале он критически относился к Мендосе и собирался поставить под сомнение его управление Мексикой – по личным соображениям, недоступным для нас{1251}.

На следующий день после провозглашения Новых Законов епископ Сумаррага пригласил всех ведущих лиц вице-королевства принять участие в мессе, которую собирался служить в соборе. Тельо присутствовал на ней и слышал разумную и красноречивую проповедь Сумарраги. Однако с введением Новых Законов в Мексике остановилась вся деловая жизнь: цена на пшеницу выросла до одиннадцати реалов за фанегу, на маис – до пяти реалов; поселенцы приходили, чтобы сказать, что им придется убивать своих жен и дочерей, «дабы они не начали искать для себя постыдной жизни». Несмотря на то что вице-король и судьи верховного суда делали щедрые пожертвования семьям конкистадоров, чтобы предотвратить их бегство{1252}, первая же флотилия, вернувшаяся в Испанию после провозглашения Новых Законов, привезла от тридцати пяти до сорока семейств, в целом около 600 человек.