Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Действительно, эта парочка пропала, и Карлсон, наученный телевизором-параноиком, тщательно осмотрел ручки дверей — свою и соседнюю. Ничего, всё было нормально, кроме того, что к нему заявился председатель товарищества и печально спросил, почему охранник не на работе.
Спорить не хотелось, и остаток дня Карлсон провёл в дрёме на лавочке около школы в тени искусственного дерева. К нему подсел один из садоводов и предложил войти в долю. Этот садовод устроил у себя на участке автомастерскую, и ему нужен был помощник. Карлсон, не раздумывая, согласился. С этой мастерской явно было что-то не чисто, откуда здесь возьмутся клиенты — непонятно, при этом садовод явно темнил в остальном, но Карлсон решил, что эту реальность не испортить. По утрам он по-прежнему звонил в службу безопасности, но беседы уже шли иначе — будто рекламные агенты ведут друг с другом бесконечный разговор, зная, что никто ничего не купит.
Одна буфетчица удивляла его своими многочисленными познаниями. Ради этого действительно стоило перебраться в её комнатку.
Жара стояла долго, кажется, уже девятый месяц, и тут он вспомнил о своих коптерах. Это было как раз после того, когда его подруга рассказывала, как она падает вверх и боится удариться о потолок в их особенные моменты.
Карлсон подумал, что заряда в коптерах осталось мало, его просто нет, — однако ж можно проверить. Он точно рассчитал время, когда все его здешние знакомые находились максимально далеко и полез в фургон. Коптер, на удивление, замигал зелёным глазом, и Карлсон задумался, может, прошло совсем немного времени — скажем, дня три. Три дня, какую-то фразу о трёх днях он помнил, может, и правда, не больше трёх дней. Выгодный контракт.
Он вытащил оба коптера, но не стал разворачивать громоздкий терминал и систему управления, а и уцепился за оба и просто врубил их на полную мощность рычажками на корпусе. Коптер в левой руке отчего-то тянул лучше, чем тот, за который он держался правой, но Карлсона это не пугало. Его проволокло по горячему асфальту, дёрнуло вверх, и картограф стал подниматься.
Его понесло в сторону забора и, пролетев над ним, он успел увидеть, что у главного дома всего одна стена, та и та сделана из крашеного пластика. Но Карлсон уже поднялся так высоко, что всё это потеряло значение.
Председатель стоял у школы, задрав голову.
Рядом с ним остановился курьер.
— Это что? — спросил председатель. — Побег?
Курьер не ответил. Наступило молчание. Солнце поднялось выше, и наблюдатели приложили к глазам ладони. Карлсон уже скрылся в блеске солнца и яркой синеве.
— Вы видите что-нибудь? — ещё раз спросил председатель.
— Это природное, — заметила подошедшая к ним буфетчица. — Слепое пятно на сетчатке глаза.
— Ясно, — ответил председатель. — Я, кстати, читал про дополненную реальность, очень интересно.
— Почудилось от жары, — согласился курьер.
И они молча разошлись.
И, чтобы два раза не вставать — автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.
Извините, если кого обидел.
06 декабря 2020
История про то, что два раза не вставать (2020-12-07)
…Часто в качестве упрёка бросают фразу, записанную поэтом Липкиным: «А Христа печатали?»
Липкин пишет: «В широкой парадной было не очень светло, но я довольно ясно увидел человека лет 30, спускавшегося по лестнице мне навстречу. В руке он держал толстый портфель.
Человек был явно чем-то напуган. Сверху низвергался высокий, звонко дрожащий голос Мандельштама: — А Будда печатался? А Христос печатался?
Вот что произошло до моего прихода. Посетитель принес Мандельштаму свои стихи. Это была, по словам Мандельштама, довольно интеллигентная дребедень, с которой к Мандельштаму иногда приходили надоедать. Мандельштам рассердился на неудачного стихотворца еще и по той причине, что в этом виршеплетении была фронда, Мандельштам этого не выносил, во-первых, потому, что боялся провокации, а во-вторых, — и это главное — он считал, что поэзия не возникает там, где идут наперекор газете, как равно и там, где тупо следуют за газетой. Неумный автор стал жаловаться на то, что его не печатают. Мандельштам вышел из себя, он сам печатался с большим трудом, крайне редко, и выгнал посетителя. Когда я поднялся на указанный мне этаж, Мандельштама уже у перил не было (а я снизу видел, как он над ними, крича, наклоняется чуть ли не до пояса), мне открыла дверь длиннокосая девушка и, впустив меня, посмотрела на меня жалостными восточными глазами.
Через много-много лет я рассказал о происшествии с Буддой и Христом Ахматовой, Анна Андреевна весело рассмеялась: «Узнаю Осю».
Мандельштам успокоился не сразу. «И почему вы все придаете такое значение станку Гутенберга?» — характерным для него певучим и торжественным, при беззубом рте, голосом укорял он меня, и мне стало нехорошо от того, что он как бы соединял меня с предыдущим посетителем»[4].
То есть мысль тут такая: вот ты слаб и ничтожен, а великие люди (или даже не совсем люди) были в той же ситуации и не петюкали, не ныли и не куксились.
Но фраза эта лукава: не в том дело, что для Спасителя публикация не была единственным дорогой к человеку, а в том, что Христос вечен и дожил до больших тиражей.
Христос был богочеловек и как соберутся двое в имя Его, он и по сей день между ними.
Одим словом, в этом упрёке что-то от неправомерного сравнения. Нету денег? Что-ты переживешь, Сталин вообще денег в руках не держал. Болит ножка? А у червяка вообще нет ножек, и он не ноет, не ноет, не ноет!
А как не ныть человеку, который вдруг понимает, что жизнь коротка, вторых шансов нет, Гутенбергова традиция истончается, а возможность быть услышанным — предмет теории вероятности.
Ну и далее по тексту http://rara-rara.ru/menu-texts/nytyo_moyo
И, чтобы два раза не вставать — автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.
Извините, если кого обидел.
07 декабря 2020
Фигак
I
В восемь утра Малыша разбудил сановитый, как русский боярин, Боссе. Он возник