светом: испускало диковинное блеклое сияние, которое могло означать что угодно. Раньше такого сияния не было. Вот, собственно, и все, что мы узнали.

— Дай-ка сканер, — велел я Девидсону.

Он протянул мне маску, я зацепил крепления за уши и поправил монокулярный визор, ожидая, что тьма растает в инвертированной картинке прибора ночного видения.

Ну да, она растаяла, но толку от этого было немного. Я видел негативы деревьев и призрачно-бледные очертания разбитых домов на фоне кромешной тьмы, но в пределах Кольца — ровным счетом ничего.

Короче, никаких поводов для оптимизма. Не исключено, что дело совсем плохо. Я молча отдал маску Девидсону и стал смотреть, как он разглядывает окрестности. Когда парень повернулся ко мне, я увидел в линзе монокуляра встревоженную физиономию еще до того, как он отцепил крепления от ушей. В свете огоньков приборной доски ассистент показался мне бледноватым.

— Ну? — спросил он.

— Похоже, на сей раз что-то серьезное.

— Например?

— Без понятия. Что угодно. Сам знаешь: формы жизни, когда мутируют, не трудятся ставить нас в известность. И внизу произошла очередная мутация. Может, что-то прело себе под землей и дожидалось удобного момента. Что бы это ни было, оно умеет блокировать наши ПНВ, а это задача не из легких.

— Парни из отряда быстрого реагирования упоминали обрушение. — Девидсон бросил вниз еще один напрасный взгляд. — Вы его не видели?

— Вообще ничего не видел, кроме светящейся дымки. Внутри Кольца полное затмение. Ну, может, при дневном свете узнаем, что к чему. Надеюсь.

Зря я надеялся. По всей площади Кольца, куда ни глянь, разлилось неглубокое море желто-серого тумана. Мертвый центр и наружный круг противоестественной жизни полностью скрылись под его волнами, непроглядными для нашей техники. У нас полно железок, способных видеть сквозь темноту и любой туман, но эта пелена оказалась для них непроницаемой.

— Идем на посадку, — наконец сказал я Девидсону. — За туманом что-то есть, и оно не хочет, чтобы за ним шпионили. А пошпионить надо, и чем скорее, тем лучше. В общем, пойдем-ка разбираться.

Мы были одеты по последней моде — в новейшие просвинцованные костюмы, настолько гибкие, что почти не ощущались. На подлете к земле мы захлопнули намордники, и тотчас защелкали навесные счетчики Гейгера — вразнобой, словно выстукивая морзянку, доложили, что здешний воздух пропитан смертью.

Я высматривал удобное место для посадки, но тут Девидсон ухватил меня за плечо и указал вниз, и в наушниках шлема раздался его голос с металлическим призвуком:

— Гляньте!

Я глянул. Приготовьтесь: с этого момента рассказ становится непростым.

Я точно знаю, что увидел. Никаких сомнений быть не может: из бледного тумана на нас пялился чей-то глаз. Но было ли это громадной линзой далеко внизу или глазом нормального размера, но совсем близко — этого я тогда сказать не мог, подвело чувство пространства.

Я уставился в этот глаз…

А потом оказалось, что сижу напротив Уильямса в знакомом кабинете лаборатории и говорю:

— Никаких признаков активности в пределах Кольца. Все в полном порядке.

— Ну конечно, появилось озеро, — уверенно перебил меня Девидсон.

Я воззрился на него. Ассистент сидел у стены и вертел в руках форменную кепку. Розовощекое лицо осунулось, в глазах — он как раз посмотрел на меня — появилась мечтательная поволока. Я знал, что у меня тоже ошалелый вид.

Такое чувство, словно только что проснулся. Знаешь, что спал, но больше не спишь, а сон все продолжается, и ты не в силах его прогнать. Хотелось вскочить, грохнуть кулаком по столу и заорать, что все это враки.

Но я не смог.

В голове у меня стоял мощнейший психологический стопор. На мгновение комната поплыла перед глазами, когда я пробовал прорваться сквозь этот барьер. Глянул на Девидсона и понял: с ним творится то же самое.

Но это был не гипноз.

Чтобы получить должность в биоконтроле, надо пройти множество всесторонних проверок и внушительный «курс молодого бойца». Никто из нас не подвержен гипнозу. Не можем себе такого позволить. Наш иммунитет проверен, и проверен не раз.

Ребят из биоконтроля можно загипнотизировать лишь в крайних обстоятельствах и лишь по приказу руководства.

Нет, ответ был не настолько прост. Похоже, он скрывался… во мне самом. В недрах сознания захлопнулась какая-то дверца, чтобы до поры до времени не улизнула жизненно важная информация. Не вырвалась ни при каких обстоятельствах.

Нащупав эту аналогию, я сразу понял, что напал на нужный след. И стало спокойнее. Вернулась уверенность в себе. Что бы ни таилось в этой серой зоне, оно подчиняется инстинкту, а своим инстинктам я доверяю.

— …Обрушение, в точном соответствии с рапортом наших ребят, — говорил Девидсон. — Должно быть, из-за него и разлилось это озеро. Но теперь там все спокойно. Я же правильно понимаю, что за Кольцом наблюдают с воздуха?

Наши взгляды пересеклись, и я понял, что он прав. Понял, что он обращается не к Уильямсу, а ко мне. Ясное дело, озеро невозможно спрятать, потому что оно на самом виду. Если говорить очевидную неправду, то мы привлечем лишнее внимание к собственным персонам. И к озеру.

Какому такому озеру?

Потихоньку, словно мираж, из глубин памяти всплыло единственное воспоминание: мы стоим на голом камне, в мертвом центре Кольца, и смотрим туда, где туман развеялся и образовалось узенькое и не очень высокое окошко шириной в милю.

На рассвете озеро синее-синее и невероятно спокойное. За ним утес простирается налево и направо так далеко, что краев не разглядеть, каменная драпировка с величественными складками, розовеющая в лучах рассвета; ее прекрасный образ отражается в зеркальной водной глади.

Мираж растаял. Я помнил только это, больше ничего. Да, там было озеро, и мы стояли на его каменистом берегу. Но что потом? Логика подсказывает: мы что-то увидели или услышали. Или как-то иначе поняли, что в озере таится смертельная опасность для человечества.

В душе у меня явно поселился страх, и тому должна быть причина, но сейчас я мог лишь следовать инстинкту. Базовые человеческие инстинкты, напомнил я себе, — это самосохранение и продолжение рода. Если взять их в качестве фундамента, не ошибешься.

Но… я понятия не имел, как долго пробыл на берегу. Что потом наговорил, много или мало, какие приказы раздал подчиненным, не вызвал ли подозрений у окружающих.

Я осмотрелся — и на сей раз даже вздрогнул от неподдельного удивления. В кабинете не было никого, кроме меня и Уильямса. Должно быть, я слишком увлекся призрачным видением — настолько, что потерял связь с реальностью.

Уильямс смотрел на меня… с любопытством? С подозрением?

Я