Беспомощный, Эрикки рассказал ему все. Больше я ничего не могу сделать, подумал он. Рассказать ему всю правду и надеяться. Голова его в основном была занята Азадэ, видя заполнивший ее тупой ужас, и все же Хаким, конечно, и должен был отреагировать именно так, как отреагировал – именно живым или мертвым, – разве кровь его отца не струилась в его жилах?

– А оружие?

Снова Эрикки рассказал все как было: как его заставили работать на КГБ, как шейх Баязид похитил его, потребовал выкуп, совершил налет на дворец, как ему пришлось вывозить их на вертолете, как потом они нарушили свои клятвы и как ему пришлось убить их всех.

– Сколько человек?

– Я не помню точно. С полдюжины, может быть, больше.

– Так вам нравится убивать, а?

– Нет, майор, я ненавижу это, но, пожалуйста, поверьте нам, мы оказались пойманными в паутину, которую не ткали сами, все, чего мы хотим, это чтобы нас отпустили с миром, пожалуйста, позвольте мне позвонить в мое посольство… они смогут поручиться за нас… мы ни для кого не представляем угрозы.

Майор просто сидел и смотрел на него.

– Я не согласен, ваш рассказ слишком смахивает на небылицу. Вас разыскивает полиция за похищение и попытку убийства. Пожалуйста, пройдите с сержантом, – сказал он и повторил это на турецком. Эрикки не шевельнулся. Он стоял, сжав кулаки, готовый взорваться. Револьвер тут же появился в руке сержанта, оба полицейских угрожающе двинулись к нему, а майор сурово произнес: – Сопротивление полиции – очень серьезное преступление в нашей стране. Идите с сержантом. Идите с ним.

Азадэ попыталась что-то сказать, не смогла. Эрикки стряхнул с себя руку сержанта, сдержал свой бессильный гнев и попытался улыбнуться, чтобы приободрить ее.

– Все в порядке, – сказал он и вышел следом за сержантом.

Паника и ужас к этому моменту почти полностью овладели Азадэ. Ее пальцы и колени дрожали, но ей так хотелось сохранить достоинство, сидеть с высоко поднятой головой, зная, что она беззащитна и что майор сидит напротив, глядя на нее, и в комнате никого нет, кроме них двоих. Иншаллах, подумала она и встретила его взгляд, ненавидя его.

– Вам нечего бояться, – произнес он с любопытством. Потом протянул руку и взял со стола ее шелковый ридикюль. – На время, для безопасности, – сказал он сдавленным голосом, прошел к двери, закрыл ее за собой и пошел по коридору.

Камера в конце коридора была тесной и грязной, больше похожей на клетку, чем на комнату, с деревянным лежаком, решеткой на крошечном окне, цепями, свисавшими с огромного болта, вмурованного в стену, воняющей парашей в углу. Сержант захлопнул за Эрикки дверь и запер ее на замок. Через решетку на двери майор произнес:

– Помните… э-э… покой Азадэ-ханум зависит от вашей покладистости. – Он ушел.

Оставшись один, Эрикки принялся расхаживать по камере, изучая дверь, замок, прутья решетки, пол, потолок, стены, цепи – ища способ выбраться.

Эль-Шаргаз. Аэропорт. 17.40. Более чем в полутора тысячах километров на юго-восток через залив Гаваллан сидел в своем кабинете в управлении компании, с тревожным нетерпением ожидая телефонного звонка; до захода солнца оставался один час. Ему уже пообещали один 212-й в одной парижской компании и два 206-х в «Аэроспасьяль», где у него работал друг, по разумным ценам. Скот сидел в приемной ВЧ-радиостанции, Петтикин дежурил у второго телефона там же. Руди, Вилли Нойхрайтер и Скраггер были в отеле, где сидели на телефонах, разыскивая пилотов и механиков, договариваясь о возможных поставках запчастей и оборудования в Бахрейн. От Касиги пока не было никаких вестей.

Телефон зазвонил. Гаваллан схватил трубку с затаенной надеждой услышать что-нибудь о Дюбуа и Фаулере или что это Касиги.

– Алло?

– Энди, это Руди. У нас есть три пилота из «Люфттранспортгезельшафт», и они еще обещали двух механиков. Десять процентов сверх обычного, месяц работы, два – отпуска. Погоди… мне звонят по другой линии. Я перезвоню, пока.

Гаваллан сделал пометку в своей тетради; от волнения у него началась изжога, и это переключило его мысли на Мак-Айвера. Когда он говорил с ним некоторое время назад, он не стал упоминать все эти проблемы с крайними сроками, не хотел расстраивать его еще больше, пообещав, что, как только вертолеты будут благополучно вывезены, он прилетит следующим рейсом в Бахрейн, чтобы его проведать. «Все в порядке, беспокоиться не о чем, Мак, нет слов, чтобы по-настоящему отблагодарить тебя и Дженни за все, что вы сделали…»

В окно ему было видно клонившееся к горизонту солнце. Аэропорт интенсивно работал. Он видел, как садится «Боинг-747» компании «Алиталия», и это напомнило ему о Петтикине и Пауле; у него пока еще не было возможности спросить у Чарли, что это там такое было в отеле. У дальнего конца взлетно-посадочной полосы, ближе к грузовому терминалу, стояли его восемь 212-х; они выглядели изуродованными, похожими на скелеты без лопастей, колонок несущего винта, остатки которых механики еще укладывали в ящики. Куда, черт подери, запропастился Касиги? Он несколько раз пытался звонить ему в отель, но Касиги не было в номере, и никто не мог ему сказать, где он или когда вернется.

Дверь открылась.

– Пап, – сказал Скот, – Линбар Струан на телефоне.

– Скажи ему, чтобы катился к черту… нет, подожди, – быстро добавил Гаваллан. – Просто скажи, что меня все еще нет, но ты уверен, что я позвоню ему сразу же, как только появлюсь. – Он пробормотал несколько китайских ругательств подряд. Скот заторопился прочь. Снова зазвонил телефон.

– Эндрю, это Роджер Ньюбери, как поживаете?

Гаваллан почувствовал, что покрывается потом.

– Привет, Роджер, что новенького?

– Крайний срок по-прежнему на закате. Иранец настоял на том, чтобы сначала заехать сюда, забрать меня, так что я его жду; мы договорились поехать вместе и встретить шейха в аэропорту. Мы приедем на несколько минут раньше, потом все втроем направимся к грузовому терминалу и будем ждать там его главное превосходительство.

– А что с приемом у японского посла?

– Туда мы должны пойти после инспекции. Одному богу известно, что произойдет к тому времени, но… ну, не нашего ума это дело. Извини за все, но у нас связаны руки. До скорой встречи. Пока.

Гаваллан поблагодарил его, положил трубку и вытер лоб.

Снова телефон. Касиги? Он снял трубку.

– Алло?

– Энди? Иэн, Иэн Данросс.

– Бог мой, Иэн. – Гаваллан разом забыл о всех своих заботах. – Я так рад тебя слышать, несколько раз пытался до тебя дозвониться.

– Да, извини, меня не было. Как дела?

Гаваллан осторожно рассказал ему. И о Касиги.

– У нас осталось около часа до заката.

– Да, это одна из причин, по которой я позвонил. Чертовски жаль, что так вышло с Дюбуа, Фаулером и Мак-Айвером, буду держать пальцы скрещенными. С Локартом все похоже на то, что он перестал соображать, сломался, хотя, с другой стороны, когда речь идет о любви… – Гаваллан услышал на другом конце трубки тяжелый вздох и не знал, как ему его понимать. – Ты помнишь Хиро Тоду, компания «Тода Шипинг»?