Эйзенштейна). Раздавленные часы превращаются в черные ручейки, напоминающие нефть, со стрелками и римскими цифрами, струящимися в них. На стенах тайной лаборатории проступает множество светящихся циферблатов. Они, как прожекторы, испускают лучи, скрещивающиеся в центре лаборатории. В скрещении этих лучей возникает прекрасная инопланетянка (Агузарова), но не в образе девочки или старушки, а в образе прекрасной инопланетянки. Ее синие глаза встречаются с глазами-циферблатами Эталона. Она перебрасывает его в нижний сектор песочных часов, а наши герои, напротив, оказываются на свободе, лежащими на полу в море денег в бессознательном состоянии. Вокруг их тел деньги скукоживаются и превращаются последовательно сначала в палую листву, в снег, в лепестки цветов. Звучат аранжированные фрагменты из «Времен года» Вивальди. Параллельно мы видим, как песок засыпает Эталона, который окончательно превратился в мраморного Аполлона, стрелки в его глазах беспорядочно замирают. Первым из наших героев приходит в себя Ученый. И мы видим таймер, показывающий, что до Хроновзрыва, который превратит всех в стариков, осталось меньше минуты. В последний момент он нажимает кнопку на Хроносе, и цифры на таймере начинают с бешеной скоростью бежать в обратном направлении. Мы видим, что арабские цифры превратились в неизвестные знаки. В этот момент от Хроноса центробежными кругами начинает распространяться розовый свет. Инопланетянка поет песню о свободном времени.

Время не подчиняется никакой власти, непознаваемо, неведомо, таинственно, непостижимо. Время – это неизвестное. Время скрывает в себе множество сюрпризов и тайн. Параллельно звучанию этой возвышенной песни показано, как старикам возвращается молодость. Молодые остаются молодыми. Безбрежная толпа превращается в море коллажных, вписанных друг в друга фигур. Бывшие старики и старухи превращаются в юношей и девушек в одежде 30–50-х, с лицами, осиянными счастьем фильмов тех лет. Некоторые превращаются в детей. Современная молодежь сохраняет свой бешено-радостный панковско-рэперский образ. Превращение города (Москвы) в волнах нежного розового света, кругами расходящегося от Хроноса. Мы видим улицы, забитые автомобилями (московские пробки), – вдруг все автомобили исчезают, превращаются в самокаты, велосипеды и ролики, а также в птиц, собак и кошек. Мы видим стариков на фоне новых, сверкающих буржуйских зданий: трансформация – старики становятся молодыми, а вместо новых зданий, наоборот, возникают старинные дома, особняки и зеленые сады. Мы видим, как везде исчезает реклама: на наших глазах испаряются билборды, вывески и т. п. Москва превращается в прекрасный город, утопающий в цветущих садах, где все люди молоды, а дома, наоборот, старинные, где нет машин и рекламы, где воздух чист и поют птицы. Наши герои тоже превращаются: мальчики и девочки возвращаются в свои молодые тела, а старики возвращаются в Свои Молодые Тела.

Они радостно обнимаются и приветствуют друг друга. Молодые парни учат бывших стариков рэперским приветствиям. Звучит массовая, радостная песня о Празднике. Время было. Время есть. Но времени больше не будет. Будет Праздник. Танец всех персонажей в духе Полное Счастье и Ликование. В последнем кадре мы видим циферблаты. Из них на зрителя вылетают пули. Звучит тихая и задумчивая песня о соколе и окуне («Выше того, выше того моя радость…»).

Титры. Конец фильма.

Глава тридцать девятая

Лондон. Как встретиться с ангелом?

В 2001 году в Лондоне прошла выставка под названием «Как встретиться с ангелом?». Это была наша совместная выставка с Ильей Кабаковым, и состоялась она в галерее Спровьери. Это уже второй Спровьери в нашем повествовании. Никколо Спровьери – племянник того самого барона Паоло Спровьери, который столь гостеприимно принимал нас в Тоскане в середине 90-х. К 2001 году барон Паоло уже умер. Всё его наследство, включая баронский титул, досталось его племяннику Никколо по той диагональной схеме наследования, которая принята в благородных семьях Италии. Никколо, продолжая дело своего дяди, открыл галерею, но уже не в Италии, а в Лондоне. Первой выставкой его галереи в Лондоне была наша выставка с Ильей Кабаковым How to meet an angel. По этому поводу я и прибыл вместе с Элли в столицу Британской империи, где нас встретил всегда очень живой Никколо, и мы были поселены в отель Regent Palace на Picadilly Circus – гигантское мамонтообразное строение, которое само по себе настолько воплощает дух Лондона, что можно даже и не выходить из этого отеля, уже достаточно проживания там, чтобы полностью ощутить город, где ты оказался. Погодка была классическая: мелкая морось, начало осени, частые псевдодожди – так можно обозначить эффект, когда вроде бы дождя нет, но ты всё равно оказываешься с влажным лицом, влажными руками, потому что потоки влаги вкрадчиво и подспудно орошают растерянного странника.

Странное впечатление произвело на меня попадание в этот город. В эпоху детства и раннего отрочества Лондон мощно притягивал мои мысли. Я уже описал крушение англоманского фантазма при столкновении с британским современным искусством. Мой визит в Лондон окончательно добил и разрушил тот грандиозный лондонский фантазм, который питал мое воображение в период моей ранней юности. При этом нельзя сказать, что Лондон меня разочаровал. Лондон показался мне очень красивым, очень величественным, очень имперским. Более того, я совершенно четко почувствовал, что это и есть столица мира: никакой не Нью-Йорк, не Лос-Анджелес, не Париж, не Рим, не Москва и не Иерусалим, а именно вот он – центр современного человечества. Именно здесь проходит центрирующий нерв мира на данный момент. Удивительным образом это не вызвало во мне энтузиазма, хотя я этого энтузиазма от себя ожидал. Вообще-то я дикий централист и очень люблю всё центральное и центростремительное. В каждом городе, куда я попадаю, я всегда обожаю главную площадь, главный собор, главный дворец, желаю увидеть центральную статую, колонну, центральный мост, самую чтимую святыню, самую обожаемую максимальным количеством людей картину и так далее. Если там имеется священное дерево, или камень, или метеорит, играющий роль центрирующего объекта, я неизменно первым делом стремлюсь именно туда и именно с этим объектом прямолинейно взаимодействую, уподобляясь стереотипному туристу или самому неизысканному паломнику. Этот принцип меня обычно не подводит. Например, в Милане собор Дуомо – это вполне достаточное место для того, чтобы при желании забыть об остальном городе и полностью сосредоточиться на этом главном соборе. В Иерусалиме, конечно же, главным объектом является Западная Стена – Стена Плача. Всё четко. Как заявлено, так и есть.

Поэтому централизм, свойственный Лондону, ощущение, что это центр мира, должно было бы меня вдохновить и приятно возбудить. Но внезапно я понял, что это центр того мира, который мне не особо интересен. То есть современного мира. Видимо, я преувеличиваю: этот современный мир меня всё же интересует