авария на Чернобыльской атомной электростанции. Вот уже третий день «Правда» печатает короткие сообщения от Совета Министров: двое погибли, 18 человек в тяжёлом состоянии, посёлки эвакуированы. «Голоса» тут же вспомнили публикацию Любови Чайковской в «Литературной Украине» от 27 марта, за месяц до аварии, где отмечалось, что атомную станцию строили плохо, тяп-ляп, ну, и как у нас водится, с надеждой на небось и авось…

10 мая

Запад кипит по поводу Чернобыля: мрачное знамя Чернобыля, мёртвый Киев, что необходим контроль, а не скрытность, и вообще, что советский строй – это лицемерие и византийское раболепство… Пропагандистская машина на Западе работает на полную мощность, и нам пришлось «соответствовать»: пошли в газетах материалы и про героев, и про дезертиров, и про какую-то бабку Ганну, которая никак не хотела эвакуироваться из опасной зоны, ибо «таке хорошее життя» пошла, да вообще «картоплю» сажать нужно, а не покидать родной дом…

Вчера в «Ленинграде» смотрели фильм Германа «Проверка на дорогах», снятый 15 лет назад и вынутый из запасников. Прекрасный фильм о жестокой войне. Нас долгие годы поили киносиропчиком, вроде «Воздушного извозчика», где война – это что-то вроде военной оперетты, только вместо канкана – стрельба… По ТВ была неплохая программа про БДТ и показали кусочек из Островского. Крутицкий (его вкусно играет Лебедев) говорит: «Раньше крепче было!»

В «ЛГ» интервью с Виктором Розовым: «Просто и не снилось мне, что доживу до таких времён. Читаю газеты, смотрю спектакли. Критика без эзопова языка, прямо в лоб, без фиги в кармане. Ушам и глазам не верю. И слова самые распрекрасные – правда, и ничего, кроме правды… А мне хочется и кроме, мне, как и всем, хочется дел…»

17 мая

Приехала родственница Наташи Давидовской из Киева. Из города вывезены все дети. Беременным женщинам предлагают делать аборт (а что родится?..). Кругом много неразберихи. В нашу готовность и организованность лично я не верю: 1941 год – яркий пример. Идёт помощь извне из 15 стран: аппаратура, лекарства… 87-летний Арманд Хаммер откинул нам лекарств на полмиллиона долларов (а если старик умрёт, кто же нам, бедным, помогать будет?!.). В Москве тоже некая паника: закупают йод, мажутся им, пьют его. Никто не хочет ехать на Украину. Закрыт Крым. Бешено поднялись цены на подмосковные дачи… А тем временем наш двор загустел зеленью… цветёт яблоня… воздух душистый…

24 мая

Русико после Египта и Иордании гостит немного у нас. Рассказывает, что сама группа была хорошая («джорджиа группа»), но руководитель был истеричен и всё время проводил митинги. Русико всё подробно рассказывает нам, потом звонит в Тбилиси и повторяет уже грузинским родственникам и друзьям, то и дело восклицая «Ламазиа!» и «Хо!». Не дом, а уже Смольный…

28 мая

В клубе МИИТа побывали на концерте шоу-группы «Фрейлехс» из Биробиджана, – сбылась места идиота! Вёл программу Илья Лернер. Песни, танцы… Удивительная динамичная нация! Хотя я знаю нескольких евреев иных, малахольных и вялых.

В Москве по рукам ходит кем-то отпечатанное выступление Бориса Ельцина в Доме политпросвещения перед пропагандистами. «Миллион москвичей проживает в коммунальных квартирах, я побывал в этих квартирах, отличить их от бараков нельзя, порой это ночлежки…» «Хуже молока, чем то, что пьют москвичи, никто в стране не пьёт…» О метро: только в 1985 году в метрополитене было 2000 аварий и сбоев. В Моссовете, сказал Ельцин, процветают консерватизм, показуха, бахвальство – «Я это им в лицо сказал».

1 июня

Накатила новая волна молодых поэтов: Александр Ерёменко, Иван Жданов, Лев Рубинштейн, Михаил Синельников, Марина Кудимова, Елена Шварц, Ольга Седакова, Алексей Парщиков, Илья Кутик, Алексей Королёв… Кто из них раскрутится и станет популярным, покажет время. Вот строки Ерёменко:

В густых металлургических лесах,

где шёл процесс созданья хлорофилла,

сорвался лист. Уж осень наступила

в густых металлургических лесах…

Критик Мих. Эпштейн пишет, что концептуально-гротесковая поэзия выполняет важную работу по расчистке культуры: выявление и отслоение её мёртвых, клишеобразных, китчевых слов…

С интересом прочитал письма литературоведа Наума Берковского. В возрасте 41 года Наум Яковлевич писал: «Я по-своему бальзаковский герой – погибну от жадности, – жадность до всего решительно у меня с годами не убывает, а возрастает, и при этой жадности всё восчувствовать и обо всем высказаться я, вероятно, в конце концов ничего не сделаю. Я всё ещё меряю своё будущее десятками лет, а если разумно смотреть, то давно бы уже надо было себя придерживать – пора смириться, сэр». Под этими словами Берковского я готов подписаться. И ещё созвучные мне строки: «Живу не слишком нарядно, но работаю много для себя и отписываюсь всякими статейками…» Вот и у меня творчество имеет двойной счёт: для себя и для печати.

21 июня

14 июня была 34-я годовщина со дня смерти мамы. Были на Ваганьково. Положили цветы. И цветочек Косте Есенину. На чёрном обелиске две надписи: Мейерхольд и Райх, хотя никаких останков Всеволода Эмильевича тут нет, его прах, как «японского шпиона», покоится где-то далеко, может, в Сибири, где Сталин гноил своих врагов… Рядом с Есениным похоронена некая Елочка Вишневецкая. И надпись:

Не дожила, не долетела,

Не долюбила, не смогла…

Как много в жизни ты хотела!

Как мало жизнь тебе дала!

16-го смотрел футбол СССР – Бельгия, наши проиграли и вылетели на стадии 1/8 чемпионата мира. С блеском победили венгров и никак потом не могли отойти от эйфории. Кружили головы комплименты: русские дали ослепительный спектакль, сборная СССР – фаворит чемпионата, золотые парни и т. д. А потом мыльный пузырь лопнул: не хватило мастерства, воли, азарта, везения… Как написал Авдеенко в «Культуре»: «Вот так, блистательно всё начавшись в Мексике, так грустно завершилось для нас на рассвете в понедельник…» Федосов в «Известиях»: «…а не создаётся ли впечатление, что мы от наших футболистов требуем без должных на то оснований на чемпионатах мира невозможного?..»

А 18-го снова печаль, похороны на Пятницком кладбище, около Рижского вокзала, хоронили Игоря Смурыгина (в апреле ему исполнилось 52 года). Он называл себя «мальчик-колокольчик», а мы хоронили полковника КГБ, он лежал в гробу в форме и с планками каких-то медалей… Отзвонил колокольчик. Со школьной скамьи мечтал ловить шпионов, и вот отловился сам… Хоронили его с воинскими почестями. Гроб несли и укладывали комитетчики. И салют из карабинов… Мы шли с кладбища со странным чувством, что рядом идут ещё живые одноклассники, правда, седые, обрюзгшие, усталые, но ещё наполненные