поражение войску султана. После такого разгрома мирные инициативы Порты оставались лишь вопросом времени.

В настоящий момент сложно утверждать, насколько близка к реальности идея, заключающаяся в том, что, когда «Великое посольство 9 марта выехало из Москвы, российские дипломаты ожидали встретить понимание и содействие союзников своей миссии»[2292]. Вызывает большие сомнения «наивность» руководителей посольства и самого монарха, будто бы веривших в «христианскую солидарность» западноевропейских государств, в прочность договоров и альтруизм правителей. Лидеры каждой из стран заботились в первую очередь об интересах собственного государства. Все участники антитурецкой коалиции в разные периоды пытались получить для себя наибольшие преференции, в том числе и с помощью сепаратных переговоров, о чем писали многие исследователи. К примеру, в 1688 г. Леопольд I, сомневаясь в поляках, предложил через собственного посла в Варшаве русскому посланнику П. Б. Возницыну тайное соглашение против Речи Посполитой[2293]. Россия, в свою очередь, подозревала союзников либо в намерении начать сепаратные переговоры без ее ведома, либо в стремлении пожертвовать российскими интересами при заключении мира, даже в случае приглашения Москвы к обсуждению его условий. В 1690 г. И. М. Волков, сменивший в Варшаве П. Б. Возницына, писал, имея в виду прошедшие мирные консультации с турками в Вене (Россия была уведомлена о них, выслала свои мирные предложения, но результата эти встречи не принесли), что якобы послы «цесаря и польские сенаторы при переговорах с представителями султана даже не вспоминали» о российских интересах и «впредь говорити не станут»[2294]. Летом 1692 г. Речь Посполитая начала переговоры с Крымом, предлагавшим посредничество в подписании мира с Турцией на условиях возвращения Каменец-Подольского и заключения польско-крымского военного союза[2295]. Не стала исключением и Россия. В 1692 г. московская дипломатия предприняла попытку заключить сепаратный мир, направив в Крым гонца Василия Айтемирева[2296].

Соответственно, призывая все страны объединиться против «турецкого полумесяца», Посольский приказ прибегал лишь к стандартной риторике, которую использовали при необходимости и европейские правители (римский папа, австрийский император, венецианские дожи, польский король). Реальным же аргументом на переговорах выступало предложение новых территорий, торговых привилегий, субсидий и т. п.

В ходе поездки по Европе Петр I предпринял ряд шагов, свидетельствовавших о серьезности намерений продолжать войну с Османской империей[2297]. Во-первых, он поддержал победившего на королевских выборах в Речи Посполитой сторонника продолжения войны с «бусурманами» и лидера антифранцузской партии саксонского курфюрста Фридриха Августа I[2298]. Во-вторых, на переговорах в Нидерландах в обмен на предложение разрешить голландским купцам транзитную торговлю с Персией он попросил предоставить помощь деньгами, вооружением и снаряжением для обеспечения нескольких десятков кораблей. В-третьих, им было нанято значительное количество славян, греков и итальянцев, умевших плавать по южным морям. На предназначение завербованных «капитанов, комендоров, порутчиков, шиперов, штюрманов… и матрозов» прямо указывал статейный список посольства: «Великие и полномочные послы в Амстрадаме… в его великого государя службу… приговорили и наняли на черноморской (курсив наш. — Авт.) воинской флот… с тысячу человек»[2299]. Кроме того, в октябре 1697 г. в «шклявонскую землю» для розыска офицеров и матросов, говорящих на славянских языках, был направлен капитан Григорий Островский[2300]. Одновременно активно проводилась пропаганда борьбы «против общих неприятелей креста Святого».

На рубеже 1697–1698 гг. единство Священной лиги серьёзно пошатнулось. Согласно опубликованным письмам А. Маврокордато[2301] и реконструкции Гузевичей[2302], предварительные консультации о заключении мира начались еще в декабре 1697 г. между великим драгоманом («переводчиком») с османской стороны и английским послом в Порте лордом У. Пэджетом, представлявшим интересы противников Турции. Почти сразу же к ним подключились и австрийцы. Император Леопольд I, стараясь соблюсти букву Венского соглашения от 29 января (8 февраля) 1697 г., через некоторое время информировал своих союзников, включая московского царя, о начале переговоров и намерении созвать общий мирный конгресс. Однако какие-либо подробности контактов и условия выдвинутых друг другу требований тщательно скрывались.

Информация о контактах представителей цесаря и султана вызвала недовольство Петра I, ведь от трехлетнего наступательного договора прошла только треть срока[2303]. Аналогичная реакция последовала при известии о «медиаторстве» морских держав, на территории которых как раз и находилось Великое посольство. Попытка реанимировать распадавшуюся коалицию требовала присутствия российских дипломатов в Вене.

Причина изменения политики правительства Леопольда I, еще два года назад активно вовлекавшего Россию в борьбу с турками, заключалась в новом политическом раскладе сил на континенте. Предстоявшая борьба за испанскую корону (так называемая Война за испанское наследство) давала шанс Габсбургам остановить Францию, претендовавшую на гегемонию в Европе. Одновременно недовольство амбициями Людовика XIV высказывали Англия и Соединенные провинции. Для осуществления своих планов Вене незамедлительно требовалось прекращение войны с Блистательной Портой, которая после разгрома при Зенте в сентябре 1697 г. должна была окончательно смириться с потерей Венгрии и Трансильвании. А если османы продолжали бы воевать с Москвой, то опасность с их стороны можно было бы полностью исключить. В свете сказанного становятся понятными и политика габсбургской дипломатии, стремившейся к скорейшему миру со Стамбулом, и действия Лондона и Гааги, выступивших посредниками в переговорах.

В столице Священной Римской империи русский царь пытался собрать вместе все части дипломатического «пазла». Ему удалось добиться согласия на неофициальную беседу с австрийским императором. Однако короткая встреча во дворце «Фаворита» не привела к каким-либо конструктивным решениям, так как серьезного обсуждения вопросов войны и мира так и не состоялось[2304].

Начало официальных переговоров постоянно откладывалось. Этот факт принимающая сторона объясняла нюансами церемониального протокола. Одновременно австрийцы продолжали «предварительные консультации» с турецкой дипломатией об условиях предстоящего конгресса. Раздраженный пустым ожиданием, 21 июня (1 июля) Петр I направил главе цесарского правительства канцлеру Ф. У. Кинскому жесткий запрос: 1. Собирается ли австрийский император воевать дальше или планирует заключить мир? 2. Какие условия возможного мира с турками он предлагает? 3. Какие условия выдвигает сам турецкий султан, ищущий мира при посредничестве английского монарха?[2305] На совещании австрийских политиков и венецианского посла, организованном графом Ф. У. Кинским, было решено сначала дать ответ на турецкие предложения, пометив его задним числом, а уже затем довести эту информацию до русского царя. Фактически разработка предварительных условий конгресса полностью оказывалась в руках Вены.

Ответ на поставленные вопросы, последовавший через три дня, представлял собой образец дипломатической эквилибристики. Во-первых, оказалось, что цесарь «по се число миру не искал» (участие в мирных «консультациях», видимо, не учитывалось) и не имел «к тому исканию… никакие причины». Во-вторых, в основу «предложенного миру» предполагалось поставить старое «обыкновение» — «како владеете» (uti possidetis), то есть обладание всеми захваченными на момент соглашения территориями. Такой