– Но есть и люди, оставшиеся людьми! Можно начать с них.

– Их слишком мало. Горсточка тут, горсточка там, и все прячутся. Кто-то в прошлом, кто-то в настоящем. Начать все сначала? Не выйдет – генетический фонд слишком беден.

– Что толку его убеждать, – заметила Эмма. – Он упрямец. Если уж ему что-то втемяшится, то хоть кол на голове теши. Сколько ни говори, к каким аргументам ни прибегай, будет держаться своего, хоть тресни.

– Ладно, договорим завтра, – сказал Хорас. – Когда как следует выспимся.

Тимоти поднялся с места.

– Дайте мне парочку одеял. Я хотел бы переночевать на свежем воздухе. Погода сносная, холодов не ожидается. Я уж лучше посплю под звездами.

Эмма без возражений подала ему одеяла.

– Не забредай далеко, – попросила она.

– У меня нет такой привычки, – отрезал Тимоти.

Настала ночь. Черное пятно монастыря растворилось в окружающей тьме. По холмам светились зажженные роботами костры, а над ними в небе мерцали мыслящие пылинки. Меж ними различались и звезды, но только самые яркие, – остальные были стерты назойливым мерцанием.

После недолгих поисков Тимоти нашел на склоне ровную терраску, как бы скамеечку, которая могла служить пристойным ложем. Перегнув одно одеяло пополам, уложил его на терраску, прикрылся другим. Вытянулся на спине и уставился в небо, на россыпь посверкивающих пылинок.

Наблюдать было удовольствием, потому что наблюдение вело к раздумьям. Шутка ли – он видел над собой финальную фазу развития человечества! В таком облике, как частички чистой мысли, люди способны пережить конец Вселенной, пережить исчезновение времени и пространства. Разум человечества останется в неприкосновенности в великом ничто, которое продлится вовеки. Останется – во имя чего? Тимоти попробовал вообразить себе, что произойдет, когда не станет ни времени, ни пространства – и может ли произойти вообще что-нибудь? Ответа не было, воображения не хватало.

Час назад он заявил Хорасу, что человечество не проявило должного терпения, не пожелало ждать естественного хода эволюции. Полно, не ошибся ли он сам? А если творения рук человеческих, дерзновенные человеческие мечты – такие же проявления эволюции, как медленное развитие от первого крохотного биения жизни к разумному существу? А если вмешательство бесконечников всего-навсего подтолкнуло людей в их направлении, предопределенном изначально? Что, если первое шевеление жизни на древнем мелководье со всей неизбежностью вело к этой россыпи искр над головой? Что, если Вселенная со всем своим величием и чудесами – не более чем оранжерея, где выращивается разум?

Если так, тогда человечество поистине является избранным народом. Хотя вполне может статься, что избранный народ не один, что их много. Чем возлагать все надежды на одну-единственную расу, разве не лучше создать разумные расы во множестве? Одна-единственная может и не выжить, более того, часть рас обязательно сойдет с дистанции на полдороге. Разум склонен совершать нелепые, а может, и неминуемые ошибки, способен и свернуть в такую скверную сторону, что останется разве что истребить его без следа. Иные птицы, и не только птицы, откладывают тысячи яиц в расчете, что хоть отдельные их потомки дорастут до зрелости. Так и эволюция должна была породить целое сонмище разумных рас во имя уверенности, что хотя бы некоторые достигнут полного совершенства.

Ерунда, перебил себя Тимоти. Безумная идея, не стоящая обдумывания даже ради развлечения на досуге.

Но почему, почему человечество предприняло такой шаг как раз тогда, когда освоило межзвездные путешествия, когда могло пожинать плоды долгого технического прогресса? Почему человек вдруг запнулся? От усталости, уклоняясь от потенциальной ответственности, которую он, в свете прежних достижений, вроде был готов и способен принять? Неужели, оказавшись лицом к лицу с необозримым космосом и с открывающимися впереди возможностями, человек отступил из боязни, что не справится? Или из страха, что столкнется с другими, еще более разумными существами?

Тимоти попытался положить конец раздумьям, очистить мозг – ведь прийти к каким бы то ни было выводам все равно не удастся, удастся разве что внести в душу полное смятение и разлад. Закрыв глаза, он вступил в борьбу со своим напряженным состоянием, и мало-помалу буря под черепом начала стихать. На него навалился сон, нет, прерывистая дремота: он то и дело, полупроснувшись, спрашивал себя, где находится. Потом вслушивался в шарканье роботов, по-прежнему копошащихся на своих укреплениях, вглядывался в мерцающие сполохи на небе, припоминал события последних часов и отключался опять.

Внезапно кто-то ухватил его за плечо и стал трясти, приговаривая жалобно:

– Тимоти, проснись! Проснись, Тимоти! Колючка исчез…

Он сел, отшвырнув одеяло и недоумевая, что же тут особенного и неотложного. Разумеется, только Эмма могла разбудить его из-за того, что Колючка исчез, и все-таки недоумение не проходило. Колючка давно взял за правило исчезать. В Гопкинс-Акре он исчезал постоянно, не показываясь иногда по нескольку дней подряд, – и никто не волновался: в свой срок объявится, игривый, как обычно, и ничуть не пострадавший от длительного отсутствия.

Земля была посеребрена первыми лучами рассвета, но на дне долины еще лежала полутьма. От костров, разложенных среди укреплений, к небу сочился дымок. Интересно, спросил себя Тимоти, откуда у роботов такая страсть разводить костры? Понятно, что это делается не для приготовления пищи, пища роботам не нужна. Скорее всего, костры – лишнее свидетельство неутолимого их желания подражать своему создателю, человеку.

Футах в ста от себя Тимоти увидел Хораса в окружении Конрада и своры роботов ниже рангом, Хорас надсаживался в грубом крике, но это ровно ничего не значило: Хорас всегда кричал и почти всегда грубо, вполне сознательно подчеркивая свой крутой нрав. А Эмма продолжала причитать:

– Колючка опять влип в какую-то пакость. От него всегда одни неприятности. Ума не приложу, чего мы валандались с ним все эти годы…

Тимоти кое-как поднялся на ноги, протер глаза, отгоняя сон, затем направился к Хорасу и компании. Заслышав шаги, Хорас обернулся, но кричать не перестал:

– Опять этот Колючка! Спрятался где-то забавы ради. Воображает, что мы отправимся его искать. Решил поиграть с нами в прятки, недоумок…

Конрад заговорил много тише Хораса, но и много отчетливее:

– Ему просто негде быть, кроме как в монастыре. Обращаю ваше внимание: исчез не только он, но и монстр. Значит, они оба в монастыре.

– Тогда зачем было нас беспокоить? – заорал Хорас. – Пошли бы сами в монастырь и поискали их…

– Только не я, – ответил руководящий робот. – Монастырь – это не для нас, это задача для людей. Если вы отправитесь туда, мы последуем за вами, но сами – никогда.

– Ты уверен, – осведомился Тимоти, подходя к группе, – что они не просочились сквозь ваши ряды?

– Совершенно исключено. Мы стояли на вахте всю ночь. И не спускали глаз с них двоих, пока они вдруг не исчезли.