потер глаза и добавил голосу усталости:

— Уморился страшно. Чуть не задремал. Ну…

Мои оправдания прервал звук тикера за спиной Уильямса, и через мгновение я узнал, в чем дело. Ко мне в кабинет прислали телерапорт, и секретарша перекинула его на тикер Уильямса — то есть новость из разряда важных. И еще через секунду я убедился: эта новость предназначалась мне одному.

Выглянув из-за плеча Уильямса, я прочитал надпись на ленте:

ЗАМЕЧЕНА НЕОПОЗНАННАЯ АКТИВНОСТЬ ВОКРУГ ОЗЕРА В КОЛЬЦЕ ПРЕДЛАГАЮ ВЫСЛАТЬ ИСТРЕБИТЕЛИ

ФИЦДЖЕРАЛЬД

У меня скрутило живот. В голове звенела одна лишь мысль: нельзя этого допустить. Если сообщение Фицджеральда получат другие — кто угодно, кроме нас с Дейвом, — всему, что мне дорого, будет грозить чудовищная опасность. Нужно что-то делать, и прямо сейчас.

Уильямс перечитал и обернулся:

— Фиц прав. Ну конечно. Нельзя, чтобы там что-то началось. Лучше прикончить в зародыше, согласны?

— Нет! — взорвался я так оглушительно, что он замер, не дотянувшись до кнопки интеркома, и озадаченно уставился на меня:

— Почему?

Я открыл было рот, но в отчаянии закрыл его. Как это — почему? Ответ казался настолько ясным, что я не смог бы объяснить, с какой стати мы должны игнорировать требование Фица. Все равно что говорить человеку: нельзя взрывать атомную бомбу просто потому, что она у тебя есть. Причин имелось столько и все такие очевидные, что выбрать самую весомую не было никакой возможности.

— Тебя там не было. Ты ничего не знаешь. — Мой голос дрожал, а язык заплетался так, что даже я сам это заметил. — Фиц ошибся. Уильямс, нельзя трогать озеро!

— Ну, тебе виднее. — Он непонимающе смотрел на меня. — Но все равно проигнорировать донесение нельзя. Окончательное решение за руководством. — И он снова потянулся к кнопке.

Не знаю, как далеко я бы зашел, чтобы его остановить. Мною управлял инстинкт гораздо более мощный, чем здравый смысл. Я вскочил на ноги. Надо что-то делать, и без промедления — некогда рыться в памяти в поисках причины, которую Уилсон сочтет достаточно важной.

Но решение приняли за нас.

Меня ослепил беззвучный взрыв белого огня. Теперь я не видел ни Уильямса, ни тикер с безобидным на вид, но смертоносным по сути посланием. Понимал лишь, что в голове, в самом центре черепушки, зажглась убийственная боль…

2. Новая опасность

Меня трясли за плечо. Я кое-как сел и увидел перед собой глаза, но признал их лишь после бесконечно долгого пробуждения. Девидсон снова потряс меня. Его розовую физиономию перекосило от страха.

— Что случилось? Что это было? Джим, вы в норме? Проснитесь, Джим! Что это было?

Он помог мне встать. Помощь не помешала. Комната обрела очертания, но завертелась снова, как только я обнаружил тело, опутанное лентой тикера, — на полу, лицом вниз, в затылке пулевое отверстие, из раны вытекает кровь.

Уильямс так и не увидел своего убийцу. Должно быть, меня оглушил выстрел. Я ощупью поискал на щеке пороховой ожог (судя по всему, стрелок стоял у меня за спиной), но почувствовал лишь онемение с ног до головы. Даже мозги оцепенели. Но требовалось кое-что сделать. Чем скорее, тем лучше.

Сколько времени прошло с тех пор, как я отключился? Что стало с донесением Фицджеральда? В два неровных шага я добрался до тикера. Лента с опасным текстом опутывала тело Уильямса.

Кто бы ни стрелял у меня из-за спины, у него имелась своя причина убить Уильямса. Конечно, дело не в донесении Фицджеральда, ведь никто, кроме нас с Дейвом, не мог осознать важность послания. Здесь явно какая-то загадка, но мне некогда ее разгадывать.

Я сорвал ленту, скомкал и сунул в карман, после чего щелкнул тумблером и отправил ответное сообщение — так быстро, как только позволили дрожащие пальцы.

ФИЦДЖЕРАЛЬД СРОЧНО СРОЧНО ВСТРЕЧАЕМСЯ В КОЛЬЦЕ 12 ВЫЛЕТАЮ ДО МОЕГО ПРИБЫТИЯ НИЧЕГО НЕ ПРЕДПРИНИМАТЬ ЭТО ОЧЕНЬ ВАЖНО

ОУЭН

Округлив глаза, Девидсон слушал, как я заказываю вертолет. Когда я повернулся к двери, он вскинул руку, и я заставил себя остановиться:

— Что такое?

Он не ответил на вопрос. Лишь бросил взгляд на тело Уильямса.

— Нет, я его не убивал. Но убил бы, если бы он не оставил мне выбора. С этим озером дело нечисто.

— Ты тоже там был, Дейв. Догадываешься, о чем я?

Я и сам толком не понял, что сказал, поэтому просто помолчал в ожидании ответа.

— Вы начальник, — произнес Девидсон. — Но… его убила не мутация. Его убила пуля. Джим, вы должны были видеть, кто его застрелил.

— Но не видел. Я вырубился. — Мысли лихорадочно закрутились, и я вдруг зацепился за любопытную гипотезу. Прижал ладонь ко лбу, чтобы унять головокружение и вспомнить, что прячется в потайном уголке сознания. — Быть может, отчасти дело в мутации, — заключил я. — Быть может, мы не одиноки в своем желании… молчать о том, что творится в озере. Что, если некая обитающая в Кольце сила лишила меня сознания, чтобы я не видел, как убивают Уильямса?

Но раскручивать гипотезу было некогда.

— Дело в том, Дейв, — раздраженно сказал я, — что в нашей ситуации смерть одного человека не имеет никакого значения. Кольцо…

Я снова умолк. Не мог продолжать. К тому же в этом не было необходимости.

— И что прикажете делать? — спросил Дейв.

Вот это уже разговор. Я знал, что могу положиться на Девидсона. И что очень скоро мне понадобится человек, на которого можно положиться.

— Оставайся за главного, пока я буду с Фицджеральдом. И еще один момент, Дейв: тормози любые его сообщения. Любые! Понял?

— Да, — кивнул он.

Но когда я выходил, в его глазах по-прежнему стояли вопросы, на которые мы не имели ответов. Пока не имели.

Под вертолетом простирались результаты Трехчасовой войны: разрушенные здания, погибшие леса и поля. Вдалеке, за бурлящей границей Кольца, я углядел тусклое мерцание водной глади.

Путь был неблизкий, и я успел бы разложить мысли по полочкам — но не сделал этого. Наверное, чтобы открыть запертые дверцы сознания, требовалось не только время.

Сегодня я уже побывал в Кольце, что-то увидел или услышал, и эта информация была настолько важной — чудовищно важной, — что само воспоминание наглухо спряталось в разуме (и моем, и Девидсона) до того момента, когда надо будет действовать.

Я понятия не имел, что это за момент и как надо будет действовать, но в глубине души был уверен: когда придет время, я не дрогну. Наряду с черным ужасом у меня в мозгу накрепко засело некое знание, которому отныне подчинялись все