Она пыталась написать письма Саре и Кристоферу. Но не смогла. Кристофер не должен был узнать правду. Для кикую инцест был одним из самых страшных и непростительных грехов. Это будет терзать его всю оставшуюся жизнь и сделает очень несчастным.

Не могла она написать и Саре. Дебора оставила ткань у сестры Перпетуи, попросив вернуть ее Саре Матенге. С тех пор Дебора больше не видела свою подругу.

Кто-то шел по лужайке. Дебора знала, кто это был. Пэм Вестон. Дебора надеялась, что девушка не увидит ее, сидящую на скамейке в одиночестве, и с облегчением вздохнула, увидев, что Пэм присоединилась к веселящейся толпе.

Пэм Вестон была одной из новых «свободомыслящих» подруг Деборы. «Бог мой, — заявила она как-то вечером в столовой, — девственность — это всего лишь состояние души. Девушки больше не хранят себя до первой брачной ночи. А те, кто это делает, совершают большую ошибку. Они позволяют мужскому шовинизму манипулировать ими».

Это было сказано три недели назад, когда Дебора пила кофе со своими новоиспеченными подругами. Они приняли ее в свои ряды с большей охотой, чем воинственно настроенные чернокожие девушки, однако, чтобы быть одной из них, нужно было соблюдать некоторые правила.

— Девушка, которая бреет ноги, скована предрассудками, — сказала Пэм, и все с ней дружно согласились.

Эти девушки казались Деборе, которая никогда раньше не слышала о женской эмансипации, очень странными. Новости из-за океана приходили в Кению слишком поздно и сообщались лишь после того, как проходили полную правительственную цензуру. Они приняли Дебору из-за ее акцента за англичанку и очень удивились, узнав, какой невежественной была та в некоторых вопросах. Дебора не знала таких имен, как Глория Стейнем и Бетти Фридан[3], не имела ни малейшего понятия о том, что такое мужской шовинизм. Для них Дебора была ходячим парадоксом: с одной стороны, белая, умная и образованная, с другой — провинциальная и наивная.

— Посмотрите, как одевались женщины в былые времена, — сказала Пэм Вестон, — и вы увидите, какими порабощенными они были. Все эти корсеты, шнуровки, тонюсенькие талии! Хорошо, что сейчас настали времена, когда женщина просыпается и надевает то, что она хочет. Мы больше не позволяем этим шовинистам-дизайнерам диктовать нам моду!

— Моя лучшая подруга, — тихо вставила Дебора, — создает потрясающие платья. Она даже сама расписывает ткани.

— Обожаю расписанную ткань! — воскликнула девушка с факультета бизнеса и управления. — Я раньше тоже пробовала расписывать ткань, но краска не держалась.

— Сара нашла способ, как с этим бороться. Она очень смекалистая, особенно что касается рукоделия. Ее ткань — настоящее произведение искусства. Не удивлюсь, если в один прекрасный день она станет знаменитой.

— А она может сшить мне платье? — поинтересовалась та же девушка. — Конечно, я заплачу ей за работу.

— Да, но Сара не здесь. Она в Кении.

— Африканский стиль. Еще лучше!

— А что твоя подруга делает в Кении? — спросила Пэм Вестон. — Она в Корпусе мира?

— Она там живет.

— Белые используют Восточную Африку в своих интересах уже достаточно давно, — сказала девушка с политологического факультета. — Твоя подруга должна оставить Кению ее народу.

— Дело в том, — сказала Дебора, — что Сара не белая.

Она посмотрела на Дебору.

— Твоя лучшая подруга чернокожая? — спросила Пэм Вестон. — Почему ты сразу об этом не сказала? Или ты стыдишься этого?

Дебора замолчала. Они ее не понимали. В своем желании продемонстрировать свою расовую терпимость эти свободомыслящие девицы лишь подчеркивали различие между белыми и цветными. Деборе и в голову никогда не приходило думать о Саре или Кристофере как-то иначе, нежели как о своих друзьях, как о людях.

В эту минуту Дебора поняла, что она никогда не впишется в этот мир. Отвергнутая черными, не понятая белыми, Дебора была обречена быть третьим лишним. Американский образ жизни оказался ей непонятен, история страны и ее диалекты — чужими. Она была человеком без расы, без страны и без семьи.

«Я никогда не смогу вернуться в Кению. Я больше никогда не должна видеть Кристофера. Тети Грейс больше нет. Я осталась совершенно одна и должна приспособиться жить в этом мире, среди чужаков, в мире, к которому я не принадлежу».

— Привет, можно составить тебе компанию?

Дебора подняла глаза и увидела девушку в джинсах и свитере с воротником-хомутом. Ее лицо показалось Деборе знакомым.

— Мы вместе занимаемся на физиологии, — объяснила девушка. — Я видела тебя в классе. Меня зовут Энн Паркер. Можно с тобой посидеть?

Дебора подвинулась.

— Не знаю, зачем я пришла на эту вечеринку, — сказала Энн. — Просто в общежитии было так пусто и одиноко. Все разъехались на каникулы по домам. Я не привыкла к большому скоплению народа.

Дебора улыбнулась:

— Я тоже.

— Я приехала из крошечного городка на Среднем Западе, так что можешь понять, каково мне.

— Где это — Средний Запад?

— Хороший вопрос! — рассмеялась Энн. — Иногда я спрашиваю себя, не совершила ли я ошибку, приехав сюда. Этот студенческий городок больше, чем город, в котором я родилась. Иногда мне даже становится страшно.

— Я понимаю, что ты чувствуешь.

— Я чувствую, что готова кричать «Караул!»

— Караул?

Энн рассмеялась.

— Мне нравится твой акцент. Ты из Англии?

Дебора видела золотые саванны Амбосели и силуэты пастухов на фоне голубого неба.

Она чувствовала запах красной земли, дыма и диких цветов, растущих вдоль берегов реки Чания. Она слышала бренчанье козьих колокольчиков, быструю речь женщин кикую, работающих на своих шамбах. Она ощущала сильные руки и крепкое тело человека, которого ей было запрещено любить.

— Да, из Англии, — ответила Дебора, бросая взгляд на часы и думая в последний раз, как она пыталась себя убедить, о том, что в эту самую минуту на другом конце земного шара над горой Кения всходит солнце.

Дебора уставилась на последнюю запись в дневнике Грейс, датированную 16 августа 1973 года.

«Дебора влюблена в Кристофера Матенге, — писала ее тетя. — И я думаю, что это взаимно. Трудно представить себе более подходящую кандидатуру на роль мужа Деборы, чем Кристофер. Я молю Бога, чтобы дожить до дня их свадьбы и благословить их на долгую и счастливую жизнь».

Это были последние слова Грейс, которые она записала в своем дневнике. Той же ночью она умерла.